Кир Булычев - Летнее утро (Сборник)

Но очнулся я в том же шалаше — с той лишь розницей, что впереди был свет и на его фоне я увидел силуэт Сергея Ивановича, — он пригнулся, стараясь разглядеть меня.

— Прибыл? — спросил он. — А я уж собирался идти за тобой.

Он протянул мне руку. Я выбрался наружу. Густой кустарник подходил почти к самому шалашу. Сергей Иванович отошел на несколько шагов, поставил ружье между ног, достал папиросы, протянул мне, закурил, сплющив мундштук крест-накрест.

— Обернись, — сказал он.

Я не сразу понял, в чем дело. Мы подходили к шалашу по заболоченной лесосеке. А здесь за шалашом начинались густые, колючие, скрюченные, почти без листьев кусты. И ни одного поваленного дерева, ни кочки, ни мха, ни воды — никакого болота.

— Не понимаешь? Я в первый раз тоже не понял, — сказал лесник. — Шалаш я потом соорудил. А тогда, в первый раз, прямо в дыру шагнул… И провалился.

За спиной лесника стояла сосна. Не сосна — старое, раздвоенное, подобно лире, дерево со стволом сосны, но вместо игл на ветвях мелкие узкие листья. На коре была глубокая зарубка, затекшая желтой смолой.

— Это чтобы дорогу обратно найти, — сказал Сергей Иванович. — Такого второго дерева поблизости нету. Вход в шалаш видишь?

Под сучьями и пожухлой листвой чернело пятно входа.

Сергей Иванович подобрал разбросанные у шалаша ветки, свалил беспорядочной грудой, маскируя вход. Потом взял ружье на руку, дулом к земле.

— Я в войну снайпером был, — сказал он неожиданно.

Было не жарко, но ветер казался сухим, и листва на кустах и редких деревьях была покрыта пылью. В ботинке у меня еще хлюпало.

— Путь один, — сказал лесник. — Через шалаш. Можешь проверить.

— Как? — на меня навалилась необъяснимая тупость.

— Обойди, — сказал лесник.

Я обошел шалаш. Он был спрятан в гуще чего-то вроде орешника, приходилось нагибаться или отводить рукой ветви. Жужжал жук, сквозь листву проглядывало блеклое высушенное небо. Я обернулся. Лесник шел за мной, держал ружье на сгибе руки. С задней стороны шалаш тоже был завален сучьями. В щелку между ними я увидел все то же небо.

— Убедился? — спросил Сергей Иванович. — Нет здесь никакого болота. И не было. И ни одной сосны в округе.

— Убедился, — сказал я.

— Ты здесь со мной, как на экскурсии по выставке. А какова мне было в позапрошлом году? Один я был. Струсил. Побежал обратно, а дыру потерял. Наверно полчаса по кустам бродил. А ведь я свой лес как пять пальцев знаю. Вижу, что не тот лес…

Мы снова вышли на открытое место у шалаша. Леснику хотелось, чтобы я понял, каково ему было тогда.

— Я, наверное, тысячу раз тем болотом проходил. Там лисья нора была, — он показал папиросой в сторону шалаша. — На краю болота. Я всю ихнюю лисью семью в лицо узнавал. А вот на бугор не ходил. Какое-то неприятное место, даже не объясню почему. И сейчас уж не помню, зачем я в этот бурелом полез. Вижу, чернеется. Как берлога. Но пусто, знаю, что пусто. Никого там нет. Верю своему опыту. И не знаю, давно ли та берлога образовалась. Даже думаю, что не очень давно, иначе бы заметил.

— Слушайте, Сергей Иванович, — перебил его я. — А лес когда был повален?

— Лес? Не знаю, давно. До меня еще.

— А может, здесь падал метеорит? Никто в соседних деревнях не говорил?

— Специально я не спрашивал. Если бы такое событие, люди бы запомнили. Да ты погоди объяснение искать. Сначала я покажу, что и как. Хоть ты и ученый, но все равно не спеши. Дослушай. Значит, сунулся я в дыру, меня подхватило, не пойму, то ли медведь, то ли это смерть в таком виде меня заграбастала. Но жив. Вылезаю — дождь идет. А по ту сторону дождя-то не было… Я, знаешь, что решил? Я решил, что спятил. Понимаешь, меня подо Ржевом контузило, еще в сорок первом. Голова до сих пор побаливает. Я решил — вот тебе и последствие…

Порыв сухого ветра пронесся по кустам, они словно забормотали, зашептались сухими листьями.

Сергей Иванович бросил папиросу, загасил ее каблуком. Я заметил, что неподалеку есть еще несколько окурков, старых, серых.

— Пойдем, — сказал Сергей Иванович. — По дороге поговорим. Дела у меня здесь. Люди ждут.

Мы прошли краем широкого поля, заросшего высокой незнакомой травой, по которой волнами гулял ветер, и там, где он пригибал траву, она поворачивалась светлой стороной, и эти светлые волны передвигались к кустам, и казалось, что мы идем по берегу настоящего моря.

— Под ноги посматривай, — сказал Сергей Иванович. — Здесь гадов много.

Трава, степь пахли сладко и тяжело, иначе, чем дома. Где же мы?