Ниночка Яковлевна озабоченно поводила своей кудрявой головкой: обстановка в секторе ее смущала.
Я молчала, мне нечего было сказать: Лидия Мартыновна все сильно преувеличивала, но по существу была права: прежде я не больно-то утруждала себя работой.
Что ж, теперь приходилось глотать пилюлю.
Николаша подошел ко мне, наклонился, посмотрел прямо в глаза и многозначительно произнес:
- А ведь, скорее всего, ты не больна. Просто с возрастом человек начинает определяться. И ты становишься похожей на Лидию Мартыновну, не замечаешь?
Меня всю передернуло. Быть похожей на Лидию Мартыновну! Только этого не хватало! Да, она тоже кричит и обличает. Но за ее-то криками и обличениями всегда стоит корысть. А я? Мне ведь только нужно, чтобы все было по-честному. Для себя-то мне ничего не нужно.
- Неужели ты не видишь разницы между борьбой за справедливость и интригой, склокой? - удрученно спросила я Николашу.
- Я не вижу разницы между тобой и Лидией Мартыновной.
Пока мы тихо переговаривались с Николашей, Ниночка Яковлевна засобиралась, заторопилась. Я видела, да и все видели, что она уходит из-за меня. Ну и правильно, пускай уходит. И в то время как она собиралась, я успела в популярной форме разъяснить присутствующим, что такое спекуляция, что за нее полагается и как она растлевающе действует и на тех, кто душу готов прозакладывать, лишь бы добыть заграничные шмотки, и на тех, кто наживается столь низким способом. Низким и подсудным.
Ниночку Яковлевну просто вынесло из сектора. Но прежде чем закрыть за собой дверь, она обернулась и отчетливо произнесла:
- Ишь прокурорша нашлась! Да чтоб тебе...
Она не договорила и со страхом захлопнула дверь, потому что я со зверским, видимо, выражением лица ринулась за ней.
Теперь в секторе со мной перестали разговаривать все, кроме Николаши. Бойкот. Их дело. Я не чувствовала за собой никакой вины.
Незадолго до окончания рабочего дня меня вызвал к себе директор. Он долго смотрел на меня, потом негромко спросил:
- Вы хотите продолжать работать в нашем институте?
Я задумалась.
- Не знаю,- ответила я чуть погодя.
- Как это - не знаете? - удивился директор.Вы входите в состав совета молодых ученых, у вас перспективная тема диссертации, вам вот-вот защищаться...
- Вряд ли моя работа заслуживает степени,-сказала я честно.
Кажется, я совершенно сразила директора. Он раскрыл рот.
- Да, если уж начистоту, работа моя никуда не годится. Если бы не помощь шефа, мне не с чем было бы выходить на защиту. Но я не Лидия Мартыновна и не хочу жить за чужой счет.
Директор молчал. Потом раздумчиво произнес:
- Уверен, что вы наговариваете на себя. Кто из нас на первых порах не опирался на опыт и знания своих руководителей...
- Некоторые всю жизнь опираются: сначала на руководителей, потом на подчиненных,- проронила я, имея в виду Горлова.
- Не перебивайте меня,- прикрикнул директор,уроды встречаются, но не о них речь. Речь о вас. Мне кажется, что вы переживаете критический период, когда происходит переоценка ценностей, меняется взгляд на окружающий мир и на себя в этом мире. И боюсь, что вы сейчас смотрите на все сквозь призму максимализма молодости... Хотите, я дам вам пару недель за свой счет? Погода замечательная. Отдохнете. Придете в себя...
- Вы тоже считаете, что я не в себе?! - спросила я.- А ведь могли бы и понять - именно вы могли бы,- что я очень даже в себе. Наверное, впервые в своей сознательной жизни...
- Снимите очки! - вдруг прервал он меня.- Они мне мешают!
Я послушалась. Я вообще забыла, почему я в очках.
- Это что такое?! - спросил директор, глядя на мой синяк.- Наденьте очки!..
- Снимите-наденьте...- проворчала я.
Кажется, он что-то понял:
- Еще одна битва за справедливость?.. Ну-ну...Он откинулся в кресле.А ведь и с лаборантами, и с опоздавшими вы правы. По существу... Форма оставляла желать лучшего...
- Тем хуже для меня,- ответила я не нагло, но как-то ухарски.
Директора передернуло:
- Идите уж...
В тот же вечер я нашла комнату. В огромной коммунальной квартире с телефоном. Съездила за вещами - много брать не стала, самое необходимое на первый случай,- и все. Алексею Палычу оставила телефон с условием, чтобы Павлу не давал, а только сам звонил мне, когда будут известия от свекрови.
Павел следил за моими сборами молча. Наверняка считал мои действия блажью и в серьезность моих намерений не верил. Мне больно было его видеть, и я постаралась поскорее уйти.
Из нового своего дома позвонила Ленке. Сама не знаю зачем. Может быть, надеялась, что она воспользуется моим первым шагом к примирению и покается: мол, сгоряча наговорила обидных глупостей... Напрасные надежды. Ленка повесила трубку.
Читать дальше