Павел Ганжа - Дети Земли

Селин приподнялся на локтях с кормовой лавки, почесал изрядно потемневший от солнечных лучей живот и поинтересовался:

– Мурат, долго еще плыть?

Сафаров оторвался от панели управления катером, где периодически нажимал на какие-то кнопки и вертел штурвалом, попутно умудряясь священнодействовать с баллонами со сжатым воздухом, посмотрел на наручный хронометр и ответил:

– Минут пятнадцать.

– А там, в самом деле, красиво?

– Красиво, Никита, не то слово. Потрясающе!

– И народу, наверное, не протолкнуться…

– Не угадал. Наоборот, никого за месяц не встретишь. Я бы даже сказал, что нога человека редко ступает, никто не бывает, кроме дайверов. Пещер ведь на побережье прорва, в том числе и подводных. Все облазить сложно. А эту редко посещают, потому что далеко плыть, жилья вокруг нет, одни скалы и море. Есть гроты и поближе, и посимпатичнее. Зато в них, действительно, не протолкнуться. А в нашей – и экзотика, и романтика.

– В чем же романтика?- усомнился Селин.

– Доберемся, узнаешь, – загадочно шевельнул бровями Мурат и надвил на рычаг.

Двигатель зарычал громче, и катер с двойным усердием запрыгал по мелким игривым волнам…

Акваланг и сопутствующее снаряжение давили на плечи неподъемным крестом, тянули вниз, норовили опрокинуть новоявленного ныряльщика на спину. Хлипкие навыки двух прошлых погружений, куда-то испарились, и, пока Мурат пристраивал баллон, груз и проводил короткий инструктаж, Селин наслаждался новизной ощущений. Под тяжестью снаряжения он покачивался китайским болванчиком в такт морской волне, и ему казалось, что очередная соленая кудряшка перевернет его вверх тормашками. Вместе с жестяной консервной банкой, которая по недоразумению именовалась катером, несмотря на ее вес и опущенный на дно здоровенный пудовый булыжник, считающийся у доблестных турецко-казахских мореходов якорем.

Мурат возился долго, натягивал теплоизолирующий костюм, пристраивал акваланг к собственной жилистой фигуре, регулировал подачу воздушной смеси, затем наводил на "консервной банке" подобие порядка, складывая разбросанную одежду в кучу, однако, в конце концов, управился, столкнул в воду Никиту и прыгнул сам.

Опыт предыдущих погружений забылся бесповоротно, а навыки тогда не выработались. Это Селин ясно осознал, когда взбесившимся компрессором начал жадно всасывать в себя воздух из загубника. Инстинкты проклятые! Хотелось постоянно вентилировать легкие, несмотря на то, что знал – дыхание должно быть ровным, размеренным. Уши сразу заложило и пришлось, как выражаются специалисты, их продувать. Благо, хоть баланс плавучести быстро нащупал, а то кувыркался бы от поверхности до дна, словно полный неумеха.

Мурат подождал, пока его новый друг натешится, и, увидев, что тот освоился, суматошные шевеления и барахтанья закончились, показал знаками, куда плыть.

Пещеру обнаружили не сразу.

Мурат сунулся было в одну подводную нишу, но она оказалась обманкой – на небольшой глубине плавно перетекала в донные отложения.

Сместившись на полсотни вправо, нашли неширокий провал в мощной скальной стене и направились в него. Подводный туннель в скале извивался насаженным на крючок дождевым червяком, местами то утолщаясь до размеров приемного покоя, то суживаясь до норы диаметром от силы в метр. Не сказать, что вокруг царила абсолютная тьма, но освещения все же не хватало. Эдакий вечный сумрак. Сколько они проплыли по туннелю, Никита определить затруднялся – навыков не хватало, но продвижение по скальной кишке начало надоедать, когда впереди вдруг забрезжили неясные блики, а вода приобрела мягкий зеленоватый оттенок. Еще десяток мощных гребков, и пловцы оказались в красивом, усыпанном сказочными огоньками гроте.

Мурат не обманул – место потрясало своей необычной, загадочной красотой. Детали скрадывал все тот же полумрак, но другой по качеству, более светлый что ли.

Назвать пещеру огромной язык не поворачивался, однако и к маленьким она явно не относилась. Полость яйцеобразной формы, большей частью заполненная водой, имела метров сорок в длину и двадцать в ширину. Глубину же скрадывала морская вода.

Свет проникал из отверстия в верхней части грота, не напрямую, преломляясь не один десяток раз, но все-таки умелым шпионом просачивался в каменный мешок, и здесь рассыпался мириадами сверкающих жемчужин – какие-то минералы блестели даже в тусклой водяной среде. А там, где морская зыбь граничила с пустотой (верхняя часть грота образовывала своеобразный воздушный купол), выступающие из скальных пород минералы сияли, словно звезды. Будь Селин чуть более романтичным и наивным, то непременно заподозрил бы в них редкие самоцветы: алмазы, сапфиры или изумруды. До подобной глупости он не скатился, но впечатлился изрядно. Даже сквозь не самое прозрачное стекло маски.