Юрий Никитин: Локатор

Юрий НИКИТИН

ЛОКАТОР

Панель гигантской машины искрилась сотнями циферблатов, больших и малых экранов, множеством разноцветных лампочек. Это была знаменитая электронно-вычислительная машина "Алкома-12".

Я находился в зале машинных расчетов и чувствовал себя очень уютно в старом глубоком кресле. Его спинка едва слышно поскрипывала, когда я наваливался всей тяжестью, деревянные подлокотники поблескивали от прикосновения сотни рук.

- Олесь, - сказал я, - как попала сюда эта архаика? В твоем страшном царстве машин пристало бы что-нибудь соответствующее.

Олесь возился с перфокартами. Он был высоким и сильно сутулым парнем. На длинном некрасивом носу сидели огромные очки. В свои тридцать лет он уже заимел изрядную лысину и бледное нездоровое лицо.

На мое замечание он буркнул:

- Завтра специально для тебя принесу зубоврачебное кресло.

- Ну зачем же такие жертвы? - сказал я томно.

Хотя, честно говоря, именно такие страшилища дожили и подошли бы такому чересчур строгому помещению. Здесь все блестело и сияло чистотой и хромированными деталями, а холодный блеск металла спорил безжизненностью с люминесцентными экранами. А мне почему-то больше нравились запыленные помещения, полные старых книг и картин, когда в каждом углу висит роскошная паутина, а пол испещрен следами мышиных лапок...

- Готово! - объявил Олесь.

Он вставил последнюю катушку, в стремительном темпе сыграл на пульте управления. Пальцы у него были гибкими, как у музыканта. Я тут же подумал, что это сравнение устарело. Скоро, желая похвалить музыканта, будут сравнивать его с виртуозным программистом.

- Ты всерьез? - спросил я недоверчиво.

- Разумеется, - ответил он очень серьезно.

- Поручаешь машине подобрать невесту?

- Все верно, поэт. Все верно.

Я не люблю, когда меня называют поэтом. Как-то нескромно звучит, хотя действительно зарабатываю на жизнь стихами.

- Брак по расчету... Ужасно! Не представляю, как вы посмотрите друг другу в глаза. Я бы со стыда сгорел. Твоя избранница должна быть такой же толстокожей, как и ты!

- Проповедуешь стихийную любовь? - спросил он.

- Да, любовь должна быть неожиданной. Случайной. Чтобы нечаянно встретились, взглянули друг другу в глаза и - разгорелось пламя! Понимаешь, глаза в глаза!

Он некоторое время молча смотрел на меня поверх очков, словно бы я сморозил невесть какую глупость, а не высказал кредо настоящей любви. Потом быстро подошел к двери, ведущей на балкон и резко распахнул.

- Иди сюда, поэт!

Я нехотя вылез из кресла. Олесь стоял у перил и смотрел на улицу. Ощутив мое присутствие, молча указал вниз.

По улице текла полноводная людская река. Из подъездов контор и учреждений выливались новые ручейки, из массивных ворот расположенного напротив военного училища вырвался сильный и бурный поток зеленого цвета. Чуть дальше к полноводному течению присоединялись черные струйки служащих главков, потом влился веселый жеребячий ручеек светло-зеленых штормовок студенческих стройотрядов, мощной струей хлестнул оранжевый поток рабочих - дорожников, выплеснулась мутная пена из дверей гигантского пивного бара.

Русло было испещрено черными дырами подземных переходов и метро, над ними завихрялись людские водовороты. И все же исполинская река не мелела, ибо на всем ее протяжении из множества дверей выплескивались новые ручьи.

Иногда возникали круговороты возле лотков с пирожками, время от времени можно было увидеть буруны фонарных столбов, но в целом река текла, не встречая препятствий. Вдоль всей улицы ее жадно сглатывали разномастные автобусы, трамваи, троллейбусы, маршрутные такси. Значительная часть проваливалась в черные дыры метро и продолжала путешествовать подземными потоками, часть всасывалась корнями лифтов и затем возгонялась по стволам небоскребов, но река все так же текла неудержимо, напористо, неистощимо, неуклонно, неукротимо, настойчиво... И не было ей ни конца, ни края.

Как и всякая бурная вода она несла в себе и долю мусора. Трудолюбивые рыбки-санитары - названные здесь дворниками, - усердно вылавливали сор, старательно чистили дно великой реки.

На перекрестке река разветвлялась. Соседний квартал выглядел сахарным островом в море кипятка. На миг промелькнуло нелепое опасение: не рухнет ли под напором, не растворится ли?

- Здесь около ста тысяч человек, - сказал Олесь. Он все также хмуро смотрел вниз. - Из них десять тысяч незамужних девушек! Скажи, ты с каждой из них знаком? Учти точно такое же столпотворение в моменты пик наблюдается во всех центральных районах Москвы. В других городах страны примерно такая же картина. А теперь объясни мне, как ты с каждой из живущих на Земле девушек сможешь посмотреть "глаза в глаза"?