Филидор мог бы сказать, что школа большая и за всеми классами он уследить не может. Но промолчал, потому что понимал: за всеми присматривать и не надо. А кабинет географии, любимое место домового, следует оберегать.
- Так вот, слушай меня. С этого времени берешь кабинет географии под персональный контроль. Будешь там ночевать. И каждое утро станешь докладывать.
- Навсегда, что ли!? - возмутился Филидор, любимым местом которого, был кабинет труда. Спал он там, на горке теплых лоскутов, которые в изобилии оставались после занятий кружка "Умелые ручки". А после "Юных кулинаров" всегда можно было перекусить чем-нибудь вкусненьким. Ему совершенно не хотелось перебираться в кабинет географии, где только мыши и могли кормиться.
- Не навсегда, а пока не поймаешь трех мышей. Нельзя допускать, чтобы они уничтожали Америку.
- А если это только одна мышь?
- Одна!.. За ночь, всего Восточного полушария, как не бывало. А ты - одна. Ты еще скажешь, что там цунами пронесся.
Филидор, хоть и был школьным котом, а что такое цунами не знал. Но понял - это что-то очень нехорошее.
- На цунами сваливать не стану, но эти Америки, что на клейстере держатся, за ночь и одна мышь сгрызет, - уверенно заявил Филидор. - Ручаюсь. Мы, коты, эту нахальную породу лучше других знаем.
- А ты не пререкайся, - осадил его Никодим. - Раз ты кот, то должен обеспечить неприкосновенность учебных пособий и в том числе географических материков. Вот и отправляйся на дежурство.
Филидор знал, что спорить с Никодимом дело пустое. Он пожал плечами, повернулся, высоко поднял хвост и с достоинством двинулся в сторону кабинета географии.
Трое бывалых леших сидели у входа в землянку. Над ними раскинул лапы большой развесистый дуб. Его могучие ветви и густая крона как шатер накрывали почти всю поляну перед землянкой и саму землянку. Сколько лет этому дубу никто не знал. Кажется, он всегда был здесь, таким же громадным. Даже самые старые лешие не видели его молодым. А под дубом лежали друг против друга два могучих, в полтора обхвата, бревна, ошкуренных когда-то до белизны, и потемневших от времени. На них всегда и усаживались лешие, когда приходили к Ставру.
- Сколько обитаем здесь, ни разу о таком не слышал, - недоумевал Могута. - Не может такого быть.
- А ты еще раз глянь, - сунул ему в руки вершинку березки Ставр.
Могута взял вершинку, повертел ее, провел рукой по молодым листьям, пощупал излом и вздохнул. Вздох получился тяжелым, длинным и настолько обстоятельным, что вялые листья на обломке березки зашевелились. Таким уж могучим лешим был Могута. Широкие плечи - как кряжи, грудная клетка -- словно ствол столетнего дерева - не обхватишь, сильные руки - как сучья у дуба и росточком не мал. А поверх всего: круглая кудлатая голова с лохматой бородой, широким ртом, крупным носом и большими зелеными как лес глазами. Одно слово - Могута, лучше такую громадину и не назовешь.
Рядом с ними сидел Еропка. Как может выглядеть лешак, с таким легким, почти, что невесомым именем? Конечно, невысоким, худощавым, с тонкой шеей и небольшой редкой бородкой. А глаза вприщурку: хитрые, умные.
- Я всегда говорил, что нет у нас в Лесу порядка, - Еропка взял у Могуты вершинку, тоже прошелся чуткими пальцами по излому. - Кто что хочет, то и делает. На шестом кордоне полянка была, туда, почитай, со всего Леса голубые цветы собрались. Красотище неописуемое. Так какой-то шпынь прямо по ним тропку протоптал. А родник, что у красного камня, каждый день чистить приходится, сухие ветки туда бросают... - Еропка обличал бы еще долго, если его не перебил бы Ставр.
- И кто это, по-твоему, все делает? - спросил он. - Топчет цветы, бросает сучья в родник...
- Кто, кто?.. Неизвестно кто. Не могу поймать. А оно, эдак, получается потому, что общего порядка нет. Строгости у тебя, Ставр, не хватает. Слишком много воли даешь: кто что хочет, то и делает. Пущевики, считай, каждую неделю вылазят из своей чащобы, сок им березовый нравится. А зачем, спрашивается, нам пущевики? Не нужны они здесь со своими непонятными мыслями. Прошлой луной еще и полевик забрел. Сам здоровенный, а ума во! - Еропка скупо отмерял кончик указательного пальца и показал его собеседникам. - Елани ему, понимаешь, понадобилось посмотреть. А пока этот полудурок елани осматривал, время ушло и он теперь до новой луны из Леса выбраться не может. Вот и бродит по кустам без всякой цивилизации, и чего он делает, никому неизвестно... Банник поселился на кордоне. Баньку соорудил да еще с парилкой, и веников нарезал. Я, вообще, не против, пусть народ моется. Обратно же, лечит он там. Но вывеску какую соорудил!? Сами видели: "Целебные термы". Своих слов ему не хватает, так он иностранными заманивать стал. И подействовала ведь такая его наглядная агитация. Целыми днями из его бани пар пышет. По Лесу пройдешь - пусто, все в бане у Каливара. Вроде у нас в Лесу и народу столько не было, сколько теперь в бане толчется. Аншлаг у него. А, ежели все в бане толочься будут, кто станет делом заниматься?! Еще и полудница к нему перебралась. Носится по кордону, как заведенная. Все бы ей хи-хи, да ха-ха. Голыми коленками смущает. И еще кто-то по Лесу, совершенно мне неизвестный, по ночам шалается. Наверно к ним и ходит. Это, мне на зло, чтобы я, по темному времени, не мог разглядеть, кто такой у них бывает.
Читать дальше