Пол Андерсон - Орион взойдет

Внизу, отделенная тридцатью километрами, планета плавно изгибалась во все края Домена… зеленая и коричневая, с белыми хлопьями облаков.

Реки, озера… полированная бронза моря, изумруды Англеланна и Эррии украшали серебряные браслеты проливов. Охватывая край мира, узкая бело-голубая полоска переходила вверху в лазурь, сливающуюся с небесной чистотой, что окружала планету. С усилием Иерн постарался изгнать из своей памяти имя, которое она произнесла. Фейлис не так уж редко прибегала к нему. Живую Землю звали Геей многие преданные геанцы. Он обнял рукой дивную тонкую талию.

Из кабины пилотов в салон вошел стюард.

– Дамы и господа, мы готовимся к прибытию, – объявил он. – Пожалуйста, займите свои места и застегните ремни.

– Почему? – поинтересовалась Фейлис у Иерна. – Снаружи все спокойно, так ведь?

С облегчением он приступил к пояснениям.

– Отверстие, о котором я тебе говорил, создаст турбулентность около аэростата. Кроме того, двигатели Скайгольма нередко включают, чтобы удержать его на месте, компенсируя напор ветра. Ветры дуют и в стратосфере, здесь воздух разрежен, но скорость их велика, а аппараты легче воздуха – вещь неуклюжая; разве что топливо экономят. Если рядом вдруг заработает реактивный двигатель, дирижабль теряет управление.

– Понимаю, – Фейлис приникла к нему. Они сели на свои места, и все было великолепно… до тех пор пока дирижабль не причалил, и через протянувшуюся к ним шлюзовую трубу они перешли на аэростат, а там их встречал… Таленс Джовейн Орилак.

Он любезно приветствовал их, пребывая здесь по праву. Наверняка обменялся сроком с кем-то еще, а дату, должно быть, узнал от Фейлис.

Но Иерн не имел права возражать против этого, как и не мог запретить жене поддерживать дружеские отношения со старинными знакомыми.

Скайгольм принадлежал всем Кланам.

Тридцатка выбирала жен и мужей из числа людей, над которыми властвовала: браки были плодоносными, потомки множились. Последующие поколения соорудили жилые блоки, рассчитанные на большее число обитателей… Наконец был достигнут предел; увеличение числа небесных жителей означало, что придется им сократить научное и военное оборудование, а раз об этом нельзя было подумать – пришлось потесниться. К тому времени семьи родоначальников превратились в Кланы, заключавшие браки лишь в своей среде и лишь изредка принимавшие в свои ряды достойных наземников; Кланы владели в Домене обширной и процветающей собственностью, и перестраивать апартаменты в бараки было абсурдно… Поэтому пришлось переделать закон.

Лишь Капитан и его – или ее – ближайшие родственники имели право постоянно пребывать наверху, однако во все последующие столетия немногие Капитаны пользовались своей привилегией. Не упоминая о прочих неудобствах, космическое излучение в стратосфере было сильнее, даже чем в тех местах, где во время Судного Дня ядерное оружие творило свое губительное дело. Время от времени кто-нибудь, обычно из числа увлеченных делом ученых, запрашивал разрешение на продолжительное пребывание наверху; получал его, и, если вопрос был важным, той же самой привилегии удостаивались брачный партнер и дети этой персоны; однако подобное случалось не часто.

Постепенно население Скайгольма стабилизировалось на уровне двух тысяч человек – с легкими колебаниями. Взрослых – более половины. Набегала примерно сотня офицеров и техников – действующих дежурных – вместе с их партнерами по браку. (Специалисты из экипажа сменялись через три года… они часто посещали Землю, а потом еще три года проводили на вспомогательных предприятиях, рассеянных по всему Домену.) Более половины лиц, не достигших зрелости, составляли кадеты, готовящиеся к исполнению повседневных обязанностей, для этого в аэростате они проводили несколько сессий.

Все прочие подымались туда на месяц, пользуясь правом, предоставлявшимся каждому взрослому члену Клана раз в семь лет, в назначенное время прибывали и другие: сеньоры решали в Скайгольме неотложные и важные дела, исполняли обряды летнего и зимнего солнцестояния, хоронили усопших, весьма влиятельных при жизни людей.

Так было заведено, каждый .может и должен участвовать в жизни Скайгольма. Не было единого исповедания веры; в глазах многих аэрогенов капелланы и службы были всего лишь одной из традиций, которой тем не менее не следует пренебрегать. Однако для любого из них свят был Скайгольм – в каком-то глубоком и невыразимом смысле. Так и шло цикл за циклом: рождение – зачатие – смерть. Но в конце концов время стирает все, даже святость.