Пол Андерсон: Орион взойдет

Атака прекратилась. Уцелевшие обитатели уничтоженного города увидели вдали столб клубящегося дыма над пурпурной тарантеллой. Некоторые рыдали, другие проклинали незваных гостей, но по большей части люди просто молча застыли во влажной траве; дети плакали, а кое-кто из взрослых пытался помочь пациентам, вывезенным из госпиталя.

А потом застыло молчание в небесах… но примерно через полчаса молнии ударили снова, снова и снова, проходя из конца в конец этой земли…

В вычислительной каюте Иерн откинулся от пульта, потирая онемевшие пальцы. Роника за своим пультом успела закончить раньше.

– Сделано, – сказал он.

Она кивнула и нажала на последние кнопки. Числа и графики порхнули по экрану. Застучало печатающее устройство. Проверив результаты, Иерн обратился к ней:

– Итак, свою попытку мы предпримем на втором витке. Сперва, конечно, придется немного скорректировать орбиту.

Роника слегка улыбнулась:

– Хорошо. Это время мы потратим на себя. Он отстегнулся, направился к ней, и на полпути они сошлись. Соединив руки, поплыли вместе среди машин. Сегодня она не стала расчесывать волосы, просто заправила их за воротник своего комбинезона. Движение заставило их вырваться на свободу, золотая волна заструилась над головой лентой – в дуновении вентилятора – полем спелой ржи. И глаза ее зеленели как море, а смуглая кожа была как сама земля, и пахла она солнечным светом.

– О Дью, какая жалость… – вырвалось у него, – как жаль, что ты тоже уйдешь.

– Мы здесь уже побывали… если я уйду, то вместе с тобой. Но кто может сказать заранее, что именно так и случится? Ты такой искусный пилот…

– Но в такой ситуации?.. При всей буре чувств нетрудно и ошибиться при входе.

Еще раз слезы рассыпались с ее лица крошечными планетками – их было немного – поплывшими к нему.

– Пошли, мой самый любимый. Пошли.

И она увела его в грузовое помещение и утешила… просто крепко обняв.

Горы вздымались… Синие, серые пики, украшенные снегом и ледниками.

Туман прятал их величие, но это – кости планеты, они выстоят. С них спускался темно-зеленый лес, уходил на запад к равнине. Зелень становилась светлее там, где полуостров встречался с заливом. За ней беспокойным огнем пылали высоты. Гроза приближалась с юга, ее тьма заслонила солнце, и мрак уже лег на землю. Ветер сурово пел пред облаком, вздыхал в ветвях, сбивал пламя с горящего Кеная и дым над фермами. Он раздувал языки огня, пожиравшие лес, но умиротворявший дождь следовал по пятам.

В полумраке бледный Скайгольм казался гигантским. Одурманенный непогодой, он теперь разил непродуманно и осторожно – бил просто куда попало. Уже не оставалось целых домов, энергия дугами ниспадала на город. Быть может, стрелы сверху не искали людей… или же прицелы их затуманились. Нет, они не жалели тех, кто мог оказаться внизу. Они намеревались быстро и навсегда погубить нацию, которая вновь зажгла факел Судного Дня.

Кенайский народ бежал на восток: галопировали кони, раскачивались фургоны, бежали люди. Верховые уносили детей, посаженных в седло материнской рукой. Но не было укрытия от разящих лучей.

Вспыхнул яркий свет.

Глядевшие вверх увидели над собой маленькую звездочку, яркую, словно солнце. Тени легли перед ними. Свет озарил облака. Звездочка погасла.

– Что это, во имя самого глубочайшего ада Нана? – воскликнул Реви.

– Какая-то электронная спазма… разряд, – предположил главный техник.

– На всех экранах? – нахмурился Джовейн. «Гея гневается на нас, – промелькнуло в его душе. – Нет! Не может быть».

Вспышка повторилась. Перегруженные экраны почернели. Когда изображение вернулось, на них возник метеор, раскаленный, слепивший. Маттас завизжал, упал на колени… затрясся.

– Держитесь! – вскричал Джовейн.

И мгновение спустя понял, что это такое. «Фейлис, Фейлис». Грохот ударил его… Словно бы череп сделался колоколом, отвечавшим полету раскаленного метеора. Палуба дрогнула под ногами. Он повалился, покатился… ударился обо что-то твердое. Ошеломленный, краем сознания Джовейн понял – все слетело, рухнуло… вниз и навсегда.

Огромный купол раздувался перед Иерном. Небесный колосс рос, увеличиваясь до размера Земли, которую он видел с орбиты. Нет – скорее Луны, та не была живой. На этой поверхности не было ни гор, ни равнин, ни впадин, ни кратеров, ни тайны; за паутинными ребрами царила жуткая безликость. Это был Скайгольм, Скайгольм.