Я лизнул карандаш.
— Вверху страницы: название. Название. Название.— Он задумался, закрыв глаза и потирая щеку.— Малыш, какое-нибудь хорошее, неизбитое название для романа, действие которого происходит наполовину в Лондоне, наполовину в Париже...
— По...— рискнул я.
— Ну?
— Повесть, — продолжал я.
Нетерпеливое:
— Ну, ну?
— Повесть о двух городах?
— В самую точку! Мэм, это умнейший мальчик.
Бабушка посмотрела на меня, как на незнакомца какого-
нибудь, потом взбила, вспушила подушку.
— Пиши, Малыш,— сказал мистер Диккенс, — пиши, пока не забыл: «Повесть о двух городах». Теперь посредине листа: «Книга первая: Возвращен к жизни. Глава первая: То время».
Я написал. Бабушка положила чистые розовые полотенца. Мистер Диккенс прищурился, что-то погудел, повернулся и нараспев заговорил:
— «Это было лучшее изо всех времен, это было худшее изо всех времен; это был век мудрости, это был век глупости; это была эпоха веры, это была эпоха безверия; это были годы Света, это были годы Мрака; это была весна надежд, это была зима...»
— Господи, — сказала бабушка,— как красиво вы говорите.
— Мэм...— Автор благодарно кивнул.— Малыш, на чем я остановился?
— Зима отчаяния,— ответил я.
Все уже сидели за столом, когда я появился, руки еще мокрые, волосы влажные и причесанные.
— Да уж...— Бабушка поставила на стол блюдо с жареным цыпленком.— Давно ты не опаздывал к кормушке.
— Если бы вы знали! — сказал я.— Где только я не побывал сегодня, Луврский дилижанс на Луврской дороге! Париж! Столько путешествовали, даже рука закоченела.
— Париж? Лувр? Рука закоченела? — Жильцы уставились на меня.
— Он хочет сказать — с мистером Диккенсом,— объяснил дедушка.
— Диккенсом? — переспросил мистер Винески, парикмахер и главный жилец.
— Мы считаем великой честью,— дедушка гордо разрезал свою часть цыпленка,— что в нашем доме поселился писатель, который начинает новую книгу, и Дуглас — его секретарь. Верно, Дуг?
— Весь день работали, четверть отмахали! — сказал я.
— Диккенс! — вскричал мистер Винески.— Полно, не может быть, чтобы вы поверили...
— Я верю,— сказал дедушка,— тому, что говорит мне человек, пока он не скажет другое. Тогда я верю в другое.
— Самозванец,— фыркнул парикмахер.
— Человек,— сказал дедушка.— К нам в дом пришел достойный человек. Он говорит, что он — Диккенс. Это его имя, другого я не знаю. Он дает понять, что пишет книгу. Я прохожу мимо его двери, заглядываю в комнату — да, он в самом деле пишет книгу. Что ж, я должен ему запретить? Когда очевидно, что ему необходимо написать эту книгу...
— «Повесть о двух городах»,— подсказал я.
— «Повесть о двух городах»,— продолжал дедушка.— Никогда не спрашивайте писателя, какого угодно писателя, почему он пишет, зачем он пишет, откуда он, куда направляется. Придет время, он скажет сам.
— Да вы тут в здравом уме или нет? — простонал мистер Винески.
— Тссс! — сказала бабушка.
Потому что вниз по лестнице спустился, в двери столовой появился и подошел к обеденному столу он, человек с длинными волосами, с бородкой клинышком, с шелковистыми усами, и он кивнул и улыбнулся, словно перед ним аудитория, а он лектор. Дедушка встал и мягко, тепло произнес:
— Леди и джентльмены, это наш новый жилец и, мы надеемся, друг — мистер Ч. Диккенс. Мистер Диккенс, сударь, добро пожаловать.
...Ух ты, какая замечательная жизнь началась!
Не было дня, чтобы я не являлся к мистеру Диккенсу и не просиживал у него половину утра, а он диктовал, и мы путешествовали из Парижа в Лондон, обратно в Париж, делая остановки для завтрака и лимонада, а после бутербродов с яичницей — опять в Лондон, и я — секретарь мистера Ч. Диккенса, Гринтаун, Иллинойс, был счастлив, ведь я сам мечтал, когда вырасту, стать писателем, и вот я познаю великое таинство с лучшим из них.
Только мистер Винески, парикмахер, заботил меня, мистер Винески, мой хороший друг, мой герой, трудом которого я от души восхищался, ваятель — ни больше ни меньше. Обычно я половину лета проводил в его парикмахерской, глядя, как он превращает безобразных людей в прекрасных принцев — вот какой он был мастер. Теперь же, кажется, я так загляделся на Лондон и Париж, что забыл любоваться мистером Винески и его чудесами. И мистер Винески — теперь-то я это вижу — каждый вечер, приходя домой, заставал за столом этого длинноволосого писаку, которому давно бы пора постричься, и тут же сидел я, глядя на мистера Диккенса так, словно я Пес, а он Бог.
Читать дальше