Андрей Николаев: Рождественский ангел

Все равно, я жду волшебства и сказки, хотя, конечно, никому в этом не признаюсь. Может, только ей. Хотя, то, что я бы загадал, слишком уж ..., нет, не некрасиво. Наоборот, для меня это стало бы настоящим подарком. Я ведь, можно сказать, уже взрослый и сказка, и волшебство для меня теперь совсем не такие, как у всякой малышни. Наверное, я опять покраснел от своих мыслей и Она снова положила ладонь мне на лоб. А может Она догадается? Хоть бы Она догадалась! Я потерся головой о ее ладонь и Она вопросительно приподняла брови. Я жалобно улыбнулся и Она кивнула, как бы спрашивая, в чем дело. Я прошептал, что вот скоро праздник. Самый сказочный праздник в году, а может и в жизни, потому, что с каждым годом надежды на волшебство остается все меньше. Взрослые уже совсем не верят в него и я перестану ждать чуда, потому что вырасту. Она склонила голову к плечу, Она была согласна с этим, но что же поделать? И я решился. Я не мог упустить этот случай. Я потянулся к ней и Она опять склонилась, приблизив розовое ушко к моим губам. Ее короткие русые волосы щекотали мне лицо. Я закрыл глаза и словно бросился в холодную воду. Я не слышал, что говорю, в ушах стоял звон и от стыда я стал, наверное, совсем багровый. Я лежал, не открывая глаз. Какой я идиот! Я обидел ее! Конечно, обидел. Скотина! Я почувствовал, что Она встала с кровати. Все, сейчас Она уйдет... Уйдет и не вернется! Никогда-никогда не вернется! Мне стало холодно, будто зима проникла в комнату и стала сжимать меня ледяными пальцами. Я попрошу прощенья, я буду умолять ее, чтобы Она поскорее забыла о моих словах. Какой я дурак, все-таки! Я открыл глаза и сердце замерло. Она стояла у моей кровати и раздевалась... Она расстегнула пуговки, распахнула платье и оно заструилось вниз, слегка задержавшись на бедрах. У нее были прямые плечи и ключицы, сходясь, образовали такую милую ямку на шее. Меня бил озноб. Я испугался, как бы Она не замерзла, потому, что зима окружила ее серебристым сиянием, будто мороз разрисовал окна, оставив серединку стекла прозрачным. Она завела руку за спину, щелкнула застежка и чашечки лифчика ослабли на ее груди. Скользнули с плеч бретельки. Я судорожно вдохнул морозный воздух не в силах оторвать взгляда от ее незагорелой груди с розовыми сосками.

Трусики у нее были узкие, совсем маленькие, Она сняла их и встала передо мной, опустив руки. Она была словно окутана радугой и, хотя зима подступала все ближе к ее загорелому телу и морозные узоры уже коснулись нежной кожи я видел, что ей не холодно.

И это было, как чудо, как то волшебство, которое я ждал. У меня даже голова закружилась и комната поплыла перед глазами. Я никому не расскажу, честное слово! Это мое и только мое! Не знаю, сколько лет мне отпущено, но я буду помнить эту предрожденственскую сказку всю жизнь. А если Она подождет, пока я вырасту, мы будем вспоминать сказку вместе. Только бы Она дождалась. Она... мой ангел.

Она присела на кровать возле меня так близко, что мне захотелось коснуться ее. Может для того, чтобы поверить, что это наяву, но получилось только приподнять руку, точно я вмерз в льдину и не мог шевелиться. И Она взяла мою ладонь и положила себе на грудь... Пальцы мои были словно отморожены, но ладонью я чувствовал твердый сосок и нежную теплую кожу упругой груди. Я просто задохнулся, но это было уже не важно. Ничего теперь не важно.

Холод охватил меня. Зима... Рождество... Сказка...

Глаза мои стали закрываться, но все-таки сквозь ресницы я увидел, как одинокая слеза скользнула по ее щеке. Прозрачная и чистая, как растаявшая снежинка...

Худое морщинистое лицо старика разгладилось и стало спокойным и умиротворенным. Казалось, что выцветшие глаза все еще смотрят на меня сквозь неплотно сомкнутые веки. Обтянувшая череп кожа в старческих пятнах постепенно серела, приобретая неживой оттенок. Пушок седых волос казался невесомым. Запавший рот с тонкими почти бесцветными губами приоткрылся и стал похож на разрез, возникший в обескровленном мертвом теле под скальпелем патологоанатома. Его ладонь, легкая и сухая, как высохшая кора, потяжелела. Я, осторожно придерживая, отняла ее от моей груди и положила на простыню. В палате было тепло, но меня бил озноб и я никак не могла удержать слезы. Позади скрипнула дверь, кто-то кашлянул. Я встала с кровати.

-- Оденьтесь, пожалуйста. Его дочь и сын хотели бы проститься.

Я оглянулась. Главврач стоял, отвернувшись лицом к окну, за которым медленно падали хлопья снега. Ветви елей за окном гнулись под его тяжестью, а он все падал, словно хотел совсем засыпать деревья, превратив их в снежные горы.

Читать дальше