Андрей Николаев - Таро Бафомета

-- Да ну вас, - Марина махнула на него рукой, - я серьезно.

-- Смотря что.

-- Игорь, если я попрошу вас не настаивать, чтобы Павел Викторович с вами выпивал?

Корсаков приподнял бровь.

-- Чего угодно ожидал, но только не этого. Ему же бутылка водки, как слону дробина!

-- В последний раз его еле выходили. Сердце.

-- Черт возьми, - выругался Корсаков, - я всегда считал, что Пашка здоров, как бык. Конечно, в таком случае клянусь, что буду пить исключительно в одиночку. Пусть мне будет хуже!

-- Вот и договорились, - кивнула Марина, - однако пойдемте. Павел Викторович, наверное уже вернулся. Коллекцию я вам покажу вечером. Все равно делать будет нечего - ни телевизора, ни радио здесь нет.

-- И выпить не с кем, - проворчал, следуя за ней, Корсаков.

-- Сабля, водка, конь гусарский

С вами век мне золотой!

Я люблю кровавый бой,

Я рожден для службы царской!

Закончив пассаж бравурным аккордом, Воскобойников подкрутил усы и залпом, как водку, махнул стакан чая. Марина, смеясь, зааплодировала, Корсаков тоже несколько раз приложил ладонь к ладони. Павел раскланялся и отложил гитару.

-- Да, были когда-то и мы рысаками, - произнес он.

-- Не наговаривайте на себя, Павел Викторович, - сказала Марина.

-- Нет, дорогая моя, все не то, все не так. Сердчишко пошаливает, одышка, да и годы - четвертый десяток.

-- Ага, - кивнул Корсаков, - я и на себе почувствовал: после пяти бутылок водки кошмары снятся.

-- После пяти бутылок вообще можно не проснуться, - сказала Марина, что вы все на выпивку разговор поворачиваете? Павел Викторович, мы же договорились!

-- Все, все. Уговор - есть уговор.

Они сидели на кухне, за окнами под ночным ветром шумели липы. В камине пылал огонь.

Пашка встретил их на крыльце, когда они возвращались с кладбища. Сбежав по ступеням он облапил Корсакова, приподнял, потряс и только после этого поставил на землю.

-- Приехал, сукин кот! А я думал, как всегда: наобещаешь и забудешь.

-- Когда это такое было? - возмутился Корсаков.

-- А помнишь, обещал прекратить водку пьянствовать?

-- Ну... такие обещания можно только с похмелья дать. Ладно, расскажи, как ты тут? Меня Марина покормила уже, кладбище показала.

-- Ну да, посещение кладбища способствует пищеварению, - усмехнулся Воскобойников в усы, - у нее пунктик по захоронениям девятнадцатого века. Так, Марина?

-- Никаких пунктиков у меня нет, уважаемый Павел Викторович, возразила она, - просто надо знать родную историю. Вполне естественное желание.

-- Естественное желание - это вовремя покушать, - поправил ее Павел, кстати, именно такое желание меня уже давно гложет. Предлагаю в честь приезда дорогого гостя сбацать шашлычок. По-моему, свинина еще осталась.

-- Хорошо, - кивнула Марина, - с меня шашлык, с вас огонь.

-- Годится, - кивнул Воскобойников и хлопнув Корсакова по плечу, заявил, - пойдем-ка со мной, надежда русской живописи. Покажешь мне, как надо живописно дрова рубить.

Марина ушла в дом, а они обошли усадьбу. Здесь, под липами, в землю был вкопан стол со скамейками, из булыжников был сооружен мангал, рядом кучей лежали березовые поленья. За мангалом стояли грубо вырезанные из коряг не то идолы, не то оборотни.

-- Это что ж за ужас такой? - спросил Корсаков.

-- Не ужас, а былинные персонажи, - поправил Воскобойников, любуясь корягами.

-- А это автопортрет? - Игорь указал на кошмарное создание с выпученными глазами и длинными вислыми усами.

-- Я попрошу без грязных инсинуаций! Это - леший. А вот супруга его кикимора болотная, а вот детки ихние - игошки и ичетики. Плаваете вы, Игорь Алексеевич, в национальном эпосе, - Воскобойников выдернул из колоды топор и протянул его Игорю. - Давай, приступай.

-- Вот это, я понимаю, гостеприимство, - сказал Корсаков, снимая "стетсон", - здравствуй, гость дорогой. Поруби-ка дров, разведи огонь, на стол накрой. Надеюсь, свинина у вас действительно осталась, а то чего доброго и шашлычок из меня сделаешь.

-- Давай, давай, - Павел присел на скамейку, оглянулся на усадьбу, слушай, у тебя сигареты есть?

-- Есть.

-- Угости, будь другом.

Корсаков протянул ему пачку и поставил на колоду первое полено. С непривычки удар пошел вкось и топор застрял. Игорь чертыхнулся, перевернул топор и, ударив о колоду обухом, располовинил полено.

-- Это тебе не кисточкой по бумажке водить, - усмехнулся Павел, со вкусом закуривая, - ну, рассказывай, как житье-бытье у вольных художников?

-- Жизнь, как шкура у зебры: белая полоса - черная полоса. Вот в черную я и попал.