Леся Соколова - Пришедшие из мира имен

Кудри треплет тёплый, но не жаркий, сухой ветер. Эти хаотичные потоки воздуха говорят о том, что я вдали от крупного силового узла, в пределах которого невозможны подобные спонтанные природные явления и всё предельно стабильно. Ничто не отравляет так жизнь, как непредсказуемость. Вот, и сейчас она ворвалась в мою упорядоченную жизнь, стерев с потрескавшегося лица земли годами проторенную тропу.

Много лет день за днём я прихожу на это место в виде круглой, обнесённой невысоким бортиком, площадки, исполнить ритуальный танец. Ничто не меняется в моей жизни год за годом, десятилетие за десятилетием.

Будучи наблюдателем, я, смотрящий, назвал этот набор завораживающе слаженных движений Танцем, но для Килана это всего лишь ритуал, далёкий от смысла, вкладываемого людьми в понятие танца. Наши тела непринуждённо движутся под песню собственной души, когда нам весело. Мы вовлекаемся в волнующую динамику движений коллектива, во время того, как слышим ритмичную музыку и дарим друг другу радость общения. И наконец, мы увлекаем, таким образом, партнёра противоположного пола, начиная любовную игру прикосновением тел. Танец — живой поток, отражающий наш внутренний мир, в него, как и в одну и ту же реку, невозможно войти дважды.

Но Килан исполняет каждый раз одни и те же заученные до автоматизма неизменно точные движения, доведенные до совершенства.

Ветер внезапно обрывается, как будто натолкнувшись на невидимую преграду, растрескавшаяся дорожка вновь появляется, ступая по ней, я вхожу в мёртвую тишину абсолютно неподвижного воздуха, окружающего мою условную сцену, обнесённую кольцевым невысоким обрамлением.

В какую бы сторону я ни смотрел — всюду от горизонта до горизонта белая растрескавшаяся земля с клубящимися пылевыми вьюгами, сливаясь, они увеличиваются до размера торнадо и постепенно угасают вдали. На интенсивно синем небе, пожухшем книзу нет ни облачка, я — единственное живое существо на многие и многие километры энергетического хаоса, непригодного для обитания.

Подойдя к ограждению, я снимаю обувь и переступаю, становясь в центр круга. Доведенные до автоматизма движения полагается исполнять во всё возрастающем ритме, моё тело напрягается до изнеможения, но я не могу остановиться до тех пор, пока не появится ощущение нарастающей пульсации откуда-то из-под земли. Мне сразу становится легче, я не трачу сил, меня как будто несёт неведомая сила.

Когда я сойду с круга и найду слегка дрожащими от напряжения руками свои туфли, на мгновение оглянусь через левое плечо и увижу на месте, только что покинутом мною, прозрачный цилиндрический поток, возвышающийся посреди пустыни столбом до самого неба. Я никогда не возвращаюсь, чтобы изучить и рассмотреть это явление поближе или дотронуться до него. Мне неведомо такое простое и естественное человеческое качество, как любопытство, поэтому я не пытаюсь погрузить руку в струю поднимающегося с напряженным звоном воздуха. Каждый раз я оглядываюсь не раньше, чем надену тапочки на обе ноги. Сначала на правую, потом на левую, а затем поворот головы налево. Затем я иду в обратном направлении к своему яйцеобразному транспорту, ни разу не оглянувшись, дальнейшая судьба результатов моего труда меня абсолютно не интересует. Я проделываю этот путь и эти движения ежедневно, но никогда не интересуюсь ни целью, ни смыслом дела всей своей жизни.

Ещё издали я заметил, что рядом с моей лодочкой приземлилась ещё одна, из которой грациозно, но предельно выверено вышла женщина и двинулась навстречу, глядя сквозь меня своими холодными глазами. Она похожа на мраморную статую, доведенную до совершенства рукой гениального мастера, а уже после этого оживлённую прикосновением дыхания Творца. Всё в ней идеально: гармонично сложенная пропорциональная фигура средней комплекции без лишнего веса. Каждая косточка и мышца пристроена и сидит на своём месте, всё это обтянуто шелковистой кожей без единого лишнего волоска, пятнышка или складочки. Шикарная грива волос обрамляет высокий лоб, ниспадая до конца спины. Каждый блестящий вороной волосок растёт до определённой длины и не меняется до момента выпадения, среди этой копны не найдётся ни одного посеченного кончика. Масса волос настолько тяжела, что ветер не сплавляется с её возбуждением и застывает, путаясь в ней. Если отдельная прядь попадает на её неестественно прекрасное лицо, она не поправляет их, а просто не обращает внимания и продолжает своё равнодушное, но исполненное торжественностью, ритуальное шествие навстречу мужу.