Евгений Филенко - Блудные братья

Нет, сегодня все было иначе, и ставки на поединщиков были иные. Сегодня его явно и неприкрыто хотели убить. И наверняка убьют, коли он малейшей своей слабостью, нерешительностью или промашкой позволит это сделать.

— Вам следовало снять пенсне, т'гард!

Но он не мог допустить, чтобы его убили. И в то же время не желая превращать Суд в уличную драку. А напротив, желал бы сделать из поединка такое зрелище, чтобы эхайны надолго запомнили, а запомнивши, передавали из уст в уста и от отца к сыну…

Он отступал по мере того, как Лихлэбр приближался. А потом вдруг прыгнул вперед и легко, каким-то стереотипным приемом, название которого давно уже стерлось из памяти, почти не коснувшись, завалил его в пыль, и тотчас же отбежал и замер в ожидании. Бронетехники коротко, в один голос ухнули. Такое начало особенно должно было подействовать на эхайнское самолюбие, вывести т'гарда из душевного равновесия и добавить Кратову шансов.

По внешнему виду трудно было понять, ошеломлен ли т'гард, но его эмо — фон резко изменил свои тона. Лихлэбр пружинисто поднялся (шутовское пенсне осталось на земле), передернул плечами, словно стряхивая налипший мусор, и в его руке невесть откуда возник метательный нож «двойное жало». И в следующее мгновение этот нож летел Кратову в печень, в воздухе расправляя оба жала и разворачиваясь остриями вперед. Увернуться было невозможно. («Когда в тебя направлен нож, пусть дух твой стоит нерушимо, но тело уберется подальше», — говорил учитель Рмтакр «Упавшее Перо» Рмтаппин.) Единственное, что удалось Кратову, так это слегка отклониться, чтобы хотя бы одно из лезвий вовсе не попало в цель, а другое пришлось на полу куртки из спасительного тофиаремра. Увы, не пришлось — но, спасибо, и до печени не достало… Зажимая горстью распоротый бок, Кратов едва успел уклониться от т'гардовой десницы. Еще памятна была царственная оплеуха, снисканная в одном из закоулков тритойского Концерт-холла…

Боли не чувствовалось — только легкое жжение, отвратительная горячая липкость и расползающееся по телу онемение.

Безвольная слабость.

Тяжесть в членах.

Безразличие в мозгах.

Убежать, укрыться где-нибудь, отлежаться и поспать.

Да и не бежать, а лечь прямо здесь, и катись оно все в тартарары.

— И печень тоже сожру!.. — прохрипел эхайн.

Вместо ответа (на ответ сил попросту не было) Кратов снова опрокинул его — кажется, заурядной подсечкой. И отковылял, задыхаясь. Может быть, т'гард и слыл грозным бойцом в своей среде. Может быть, его спарринг — партнеры поддавались ему из чиноугоднических соображений. Но в настоящей, рафинированной, освященной тысячелетними традициями спортивной борьбе ни черта-то он не смыслил.

Перед глазами, застилая собой весь белый свет, словно красная тряпка перед носом быка, трепетала кровавая кисея…

Лихлэбр одним движением оказался на ногах. Из глотки вырывался сдавленный рык.

Перекрывая этот наводящий ужас звук своим воплем ярости и боли (неизвестно, чего там было больше!), Кратов напрыгнул сбоку и грянул его оземь излюбленным своим приемом «ножницы», нелегким в исполнении, зато безотказно действующим на публику. Публика откликнулась одобрительным гулом. Теплая аура всеобщей благосклонности подхватила Кратова и, когда он перекатился через голову, подняла на ноги.

«Двойное жало» валялось на земле на равном расстоянии от него и стоящего на четвереньках т'гарда. («Если твой враг хочет поднять свое оружие, не препятствуй ему. Но только не в этой жизни!» — говорил учитель Рмтакр «Упавшее Перо» Рмтаппин.) Когда тот змеиным броском попытался дотянуться до ножа, Кратов перехватил его непритязательно грубым пинком в голову.

И только теперь в раненом боку ожила, запульсировала настоящая боль.

Лихлэбр с трудом утвердился на коленях.

— Я не дам тебе подняться! — толчками выдохнул, пошатываясь при каждом слове, Кратов. — Привыкай жить на коленях, т'гард!

— Никогда… — почти беззвучно отозвался тот разбитыми губами.

И с натужным ревом оторвал колени от земли.

Кратов встретил его коротким прямым ударом в голову, вложив в это простое движение остаток сил.

Ему показалось, что кулак угодил в каменную стену.

Но эта стена рухнула.

Кратов упал на эхайна сверху. Ему потребовалось огромное усилие воли, чтобы побороть искушение просто сломать тому шею… Вместо этого он, скрежеща зубами от боли, содрал с себя куртку, набросил на эту самую шею вместо удавки и попытался затянуть. Хрипя и пуская слюни, т'гард ворочался под ним. Те полтора центнера живой массы, что являл для него сейчас Кратов, ничего не значили. Лихлэбр неодолимо распрямлялся, и ничем его было не удержать…