Ларри Нивен - Молот Люцифера

— Мне это говорит не слишком много, — сказал Гарви, — но похоже, что это большое число…

— Единица в сопровождении двадцати восьми нулей, — пробормотал Марк.

— Шестьсот сорок тысяч мегатонн, примерно так, — сказал мягко Дан Форрестер. — Да, это большое число.

— Господи боже мой, планета будет выжжена, — сказал Марк.

— Не совсем, — из болтающегося на поясе футляра Форрестер вытащил калькулятор. — Взрыв будет равен примерно извержению — одновременно — трех тысяч Кракатау. Или если насчет Феры не ошибаюсь — одновременному извержению ста Фер.

— Фера? — спросил Гарви.

— Вулкан в средиземноморье, — подсказал Марк. — Бронзовый век. Отсюда и берет начало легенда об Атлантиде.

— Ваш приятель прав, — сказал Шарпс. — Хотя я не уверен насчет оценки количества выделившийся энергии. Рассмотрим проблему под другим углом зрения. Человечество — все человечество — за год использует примерно десять в двадцать девятой степени эргов. Сюда входит все: электрическая энергия, уголь, ядерная энергии, кухонные плиты, автомобили… дальше перечисляйте сами. Итак, наше мороженное несет в себе запас энергии, равный примерно тридцати процентам ежегодного мирового Энергетического бюджета.

— Хм. Тогда не так уж плохо, — сказал Гарви.

— Не так уж плохо. Не так уж плохо по сравнению с чем? Запас годовой энергии, выделившийся в течении одной минуты, — сказал Шарпс. — Вероятно, комета влетит в воды мирового океана. Если она ударит в землю, в твердь, в месте столкновения все будет уничтожено, но не большая часть выделившейся энергии тут же отразиться в космическое пространство. Но если комета ударит в океан, вода испариться. Погодите-ка, эрги перевести в калории… Черт возьми! Мой калькулятор для такой операции не приспособлен.

— Сейчас переведу, — сказал Форрестер. — В случае столкновения испариться примерно шестьдесят миллионов кубических километров воды. Или, если вам это больше по нраву, пятьдесят миллиардов кубических футов. Вполне достаточно, чтобы все США оказалось под слоем воды. Под слоем в двести двенадцать футов.

— Прекрасно, — сказал Шарпс. — Итак: в атмосферу вылетают шестьдесят миллионов кубических километров воды. И после этого, Гарви, выливаются обратно в виде дождя. Значительная часть этого дождя, прольется над полярными областями. А поскольку вода замерзнет, то это будет уже не дождь, а снег. Быстрое формирование ледников… которые движутся к экваториальным областям… да. Гарви, историки полагают, что в следствии извержения Феры изменился земной климат. Мы т оч но знаем, что извержение Тамбоуры — примерно той же силы, каким было извержение Кракатау — привело к тому, что историки предыдущего столетия называли «годом без лета». Голод. Неурожаи. Наше ванильное мороженное приведет, вероятно, к наступлению нового ледникового периода. Облака, облака отражают свет. Меньше солнечного тепла достигнет земной поверхности. Снег также отражает свет. Становится все холоднее. Выпадает все больше снега. Ледники ползут к экватору, не успевая растаять. Положительная обратная связь.

Дела, похоже, оборачиваются чертовски серьезно.

— Но что служит причиной прекращения ледниковых периодов? — спросил Гарви.

Форрестер и Шарпс одновременно пожали плечами.

— Итак, — сказал Хамнер, — моя комета окажется причиной наступления ледникового периода? — лицо у него было вытянувшееся, мрачное. Так выглядело бы лицо его бабушки, если бы она узнала, что ее похороны обошлись в 60.000 долларов.

— Нет, — сказал Форрестер. — Мы говорили лишь о ванильном мороженном. Гм… Молот больше.

— Хамнер-Браун. Насколько больше?

Форрестер неуверенно развел руками.

— Раз в десять.

— М-да, — сказал Гарви. Он отчетливо видел: через поля, через леса ледники ползут к югу. Растительность убита снегом. Вниз, по Северной Америке — в Калифорнию, по Европе — к Альпам и Пиренеям. За зимой следует зима, становится все холоднее, гораздо холоднее, чем было в «великие морозы» 76 — 77 годов. И — черт возьми! — никто даже не упомянул хотя бы, что произойдет с приливами и отливами. Это будут не просто волны… «Но комета не может иметь такую же плотность, как кубическая миля м-м-м…»

Тут с ним это и произошло. Гарви откинулся — упал — на спинку своего кресла и утробно загоготал. Он просто не мог выговорить ни слова.

Позднее он сделал для себя — только для себя — еще одну запись. Сделав в том жалком подобии кабинета, который предоставила ему студия: муляжи книг на полках, потертый ковер на полу. Здесь он мог говорить свободно.