Айзек Азимов: Отцы-основатели

Итак, трое умерли — к счастью, без мук. Они приняли смерть почти с радостью, ибо устали от бесплодной борьбы.

А потом пришел день, когда и Чоу прошептал еле слышно:

— Какая глупая и жалкая смерть.

Петерсон — он оказался наименее восприимчив к болезни — повернул к товарищу залитое слезами лицо.

— Не умирай, — сказал он. — Не оставляй меня одного.

Чоу слабо улыбнулся:

— Это от меня не зависит. Но ведь ты можешь пойти со мной, старина. Дальше бороться бессмысленно. Оборудование вышло из строя, и надежды победить у нас нет, если она вообще была когда-нибудь.

Но даже теперь Петерсону была нестерпима мысль о поражении. Он думал только о том, как завершить начатое.

Он тоже очень устал, у него болело сердце, и, когда Чоу умер, Петерсону впервые пришло в голову, что ему и впрямь осталось единственное: заняться погребением четырех бездыханных тел.

Он смотрел на эти тела, и впервые за одиннадцать лет вспоминал Землю. Теперь он был один, ему некого было стесняться, и он плакал.

Да, он похоронит их. Он срубит несколько чахлых синих деревьев и сколотит из них четыре креста. На верхушку каждого повесит шлем, а в подножие поставит кислородный баллон. Пустой кислородный баллон. Как символ их поражения.

Конечно, все это глупые сантименты. Мертвым безразлично, помнят о них или нет. Кроме него никто никогда эти кресты не увидит.

Но он сделает это, чтобы отдать дань уважения своим товарищам. А также из чувства собственного достоинства, ибо он не из тех, кто бросает тела друзей непогребенными, пока еще способен держаться на ногах. А помимо всего прочего…

Некоторое время Петерсон сидел неподвижно, предаваясь раздумьям. Пока он еще жив, он будет бороться, пусть даже теми инструментами, какие у него остались. И друзей своих похоронит, чего бы это ему ни стоило.

Он похоронил их на подопытном участке. Земля, которую он вместе с товарищами обрабатывал так долго и мучительно, приняла нагие тела. Он похоронил друзей нагими для того, чтобы микроорганизмы, содержащиеся в их телах, успели начать процесс разложения, прежде чем их неизбежно победит местная микрофлора.

Он сделал все, как задумал: на верхушке каждого креста — шлем, у подножия — баллон. Укрепил кресты камнями и, безутешный, вернулся на корабль, где ему предстояло жить уже в одиночестве.

Петерсон продолжал работать и работал ежедневно, но в конце концов почувствовал зловещие симптомы болезни.

В этот день он с трудом поднялся на ноги. Он облачался в скафандр, уже понимая, что этот его выход на поверхность — последний.

Придя на подопытный участок, он упал на колени и… и вдруг увидел, что земные саженцы живы! Да-да, на этот раз они жили дольше обычного и выглядели свежими и сочными. Они зелеными пятнами тут и там покрывали почву. Они все-таки победили атмосферу планеты.

Тогда Петерсон посыпал почву подопытного участка удобрениями. Больше у него уже ни на что сил не оставалось.

Разлагающаяся человеческая плоть выделила питательные вещества, необходимые для роста саженцев. Именно они, эти вещества, довершили работу, начатую людьми. Живыми людьми.

Саженцы вырабатывали теперь кислород в таком количестве, что Петерсон не сомневался: планета ХС-12348Д выйдет в конце концов из эволюционного тупика, в котором пребывала доныне.

Если когда-нибудь сюда прилетят земляне (когда? через миллион лет?), они обнаружат здесь пригодную для жизни атмосферу и растительность, удивительно напоминающую земную.

Со временем кресты, конечно, сгниют и рассыплются в прах, проржавеет насквозь и станет пылью металл баллонов и шлемов, а кости превратятся в окаменелости. Земляне, которые заселят планету, будут лишь смутно догадываться о том, что здесь когда-то произошло. Может быть, для потомков сохранятся только материалы исследований, которые экипаж «Странника Джона» вел до последнего дня.

Но не в этом главное. Даже если вообще ни следа от них не останется, сама планета отныне и навсегда будет им памятником.

Умирающий Петерсон лежал среди зеленых растений, как бы осененный лаврами их общей победы.

Никто из издателей не изменяет так часто данные автором названия рассказов, как Фред Пол. Этим он иногда приводит меня в полное замешательство. Впрочем, что касается рассказа, о котором пойдет речь, то мое название — «Последнее средство» — было действительно не самым удачным, поэтому я согласился заменить его на предложенное Фредом — «Отцы основатели». (Терпеть не могу, когда он придумывает что-то лучше, чем я, но тут уж ничего не поделаешь.)