Андрэ Нортон - Мы, женщины (Колдовской мир, Превращение)

Арона завернулась в одеяло и легла, положив седло под голову.

- Спокойной ночи, - сонно пробормотала она.

Тропа постепенно поднималась, она вела между двумя пологими склонами, заросшими лесом, навстречу восходящему солнцу. Арона, которая не могла пользоваться копьем или луком из-за своей близорукости, на следующий вечер, когда разбили лагерь, поставила ловушки на мелких зверей и поймала неосторожного кролика. День и ночь проспали они в святилище Ганноры и проснулись отдохнувшими и посвежевшими. Их никто не преследовал.

- Я так и думала, - усмехнулась волшебница. - Нужно немало постараться, чтобы выманить твоих земляков из деревни.

- Разве украденные свитки - это мало? - удивленно спросила Арона. Волшебница сочувственно покачала головой.

Они подъехали к развилке дороги; волшебница без колебаний свернула на север, глубже в горы. Этим вечером перед закатом они миновали разрушенную деревню. Обожженные камни и изредка дверная рама, очаги и трубы среди развалин красноречиво говорили о пожаре и разграблении.

- Поворот? - ужаснулась Арона.

- Вероятней, война, - серьезно ответила волшебница. - Должно быть, деревня, из которой бежали ваши новые соседи.

Арона широко раскрытыми глазами смотрела на разрушения и думала о таком страшном поступке.

- Кто мог так их возненавидеть, госпожа волшебница?

Несогласная обнаружила, что ей необходимо объяснить девушке, несмотря на ее занятия летописца и историка, что такое государства и армии. Люди, приплывшие из-за моря, от которых происходила сама Арона, были не единым народом, а свободным союзом племен на краю Пустыни. Племена были связаны общим происхождением, языком и обычаями. Это не. были мирные племена: каждую весну после посевной мужчины собирались в отряды и отправлялись в набеги на чужие земли. Возвращались они перед уборкой урожая с сокровищами для своих жен, матерей и дочерей.

Потому что каждый воин ехал под знаменем рода своей матери и носил ее имя.

- Как матери и дочери, - отметила Арона вечером у костра, - так что каждая защитница была для своих сестер он-ребенком, а каждый он-ребенок для своей матери он-сестрой. Землей владели мы, женщины. Мы ее обрабатывали и занимались всеми необходимыми делами и торговлей, кроме схваток с оружием в руках.

И вот эти разбойничьи отряды и непрочно связанные племена оказались, несмотря на свою храбрость и благородство, легкой добычей для первых же захватчиков с их организованной армией. Остатки некогда благородного населения бежали в Пустыню, за горы и за море под предводительством лордов Соколов. Обычаи под воздействием войн и поражений изменились. Арона закрыла глаза, молча отдавая дань печали падению своих предков, потом сказала:

- Мне кажется, госпожа волшебница, что их далекие потомки все еще бродят по Пустыне, совершают набеги на своих больших прирученных лошадях, и дома их охраняют духи-покровители, нарисованные на их щитах: львы и горные кошки, кабаны, медведи и бобры, волки и лисы, орлы и соколы.

Волшебнице неожиданно привиделся молодой воин, едущий по пустыне с горным львом, нарисованным на щите, и человеческий облик воина иногда менялся на образ большой кошки. Рядом с воином была женщина из племени самой волшебницы, светлокожая и темноволосая, в украшенном вышивкой плаще, товарищ и жена воина.

- Я тоже так думаю, - промолвила она. - Но их сестер там больше нет.

- Знаю, - отвлеченно отозвалась Арона. - Мы здесь.

Еще шесть дней ехали они по узкой тропе, едва позволяющей двум мулам идти рядом, все выше забираясь в горы. Наряду с приятно пахнущими вечнозелеными хвойными деревьями, растущими вдоль тропы, появились и другие, высокие и тонкие, с белой корой. Их маленькие новые весенние листочки дрожали на ветру. В затененных местах еще лежал глубокий снег, а днем, когда светило солнце, копыта мулов погружались в грязь. По сторонам дороги начали появляться дома, и женщины останавливались возле них и просили гостеприимства фермеров. Арона теперь видела, что с волшебницей обращаются почтительно, как со старейшей. Но ее больше интересовали сами женщины и мужчины, живущие на этих фермах.

Сама Арона была в одежде пастуха и прятала волосы под шапкой, как делают они. Фермеры, мужчины и женщины, называли ее "парень" и говорили с ней одним тоном; когда она снимала шапку и распускала волосы, к ней обращались "девушка" и говорили по-другому. Будучи "парнем", она видела, как фермерские дочери посматривают на нее сквозь ресницы и говорят с ней тоном голубки. Когда она становилась "девушкой", сыновья фермеров разговаривали с ней так, как иногда Эгил, когда старался быть особенно очаровательным. Несогласная попыталась объяснить Ароне, что такое любовь, ухаживание и замужество, но у Ароны было призвание девственницы. К тому же она, после насилия фальконера и коварства Эгила, чувствовала себя обманутой. И на все объяснения отвечала только: