Александр Мееров - Право вето

— А мы покажем ему такую вот картинку, Инса, — Крэл развернул широкий рулон с записями, снятыми на гиалоскопе.

— Что это? Да ведь это вчерашняя запись. Что в ней особенного?

— Ее надо будет сохранить. Получится уникальный, прямо-таки музейный экспонат. С датой, со следами наших пальцев, перепачканных осциллографическими чернилами. Это может пригодиться. На тот случай, когда неблагодарные потомки…

— Ой, да говорите поскорее, в чем дело?!

— Посмотрите на отметки времени. Вот здесь.

— Ну и что? Одиннадцать пятьдесят.

— А интенсивность?

— Предельная. Большей мы не получали.

— И сразу резкое падение, — указал Крэл, проведя ногтем мизинца по ленте. — Почему?

Спор вспыхнул моментально. Инса говорила одно, Ялко — другое, включились и лаборанты, тут же просматривая записи в лабораторном журнале, сверяясь, что и в какой час делали протоксенусы.

— Нет! — каждый раз отрезал Крэл. — Нет. И этот вариант не подходит. Нет.

— Тогда что же?

— Колокол.

— Какой колокол?

— Потому что зазвонили на обед.

— Ну, знаете!

— Нужно сесть, — сказал Крэл, — а то вы попадаете.

— Крэл!

— Нет, серьезно, давайте сядем.

Все сели.

— Думаю, протоксенусы понимают нас.

Казалось, такое заявление должно было вызвать бурю, если не протестов, то споров или еще чего-то, что показало бы крайнее возбуждение исследователей. Бури не получилось. Всё молчали, и Крэл продолжал:

— С самого утра мне не давал покоя вопрос: почему кривая интенсивности пошла вниз? Ну так вот, если вы внимательно посмотрите вчерашнюю запись в лабораторном журнале, то увидите, что никаких изменений в режиме содержания протоксенусов в промежутке между одиннадцатью часами сорока пятью минутами и, предположим, двенадцатью часами пятнадцатью минутами не произошло. И вместе с тем в одиннадцать пятьдесят кривая пошла вниз. Что случилось? Только одно: зазвонил колокол.

— Позвольте, позвольте, — не выдержал Ялко, — колокол звонит для нас, нас призывает к обеду и не может для них являться раздражителем, способным образовать условный рефлекс.

— Правильно. Дело гораздо сложнее. Разрешите, я закончу, а потом будете судить. Вы, Петер, были в это время здесь, у пульта? Так. И вы, Инса? Инса молча кивнула. — Ну вот, хорошо. Как только зазвонили на обеденный перерыв, о чем мы заговорили?

— Да разве можно сейчас вспомнить!

— А вы постарайтесь. Я не буду подсказывать вам ответ. Подумайте.

— Я вспомнила, я вспомнила! Вы возмутились, заявив, что еще целых десять минут можно было бы вести наблюдения, а вот зовут к обеду.

— Совершенно верно. А дальше, дальше? Петер, девочки, вспоминайте, вспоминайте.

Никто ничего примечательного вспомнить не мог.

— Ну вот, — укоризненно заключил Крэл. — Всё были здесь, всё болтали, прошло только двадцать три часа с минутами, и никто не может вспомнить, о чем болтали.

— А вы помните, — постаралась поддеть Крэла Инса.

— Нет. Не удивляйтесь. Это естественно — ведь говорили о пустяках, которые, к счастью, мозг умеет отбрасывать за ненадобностью, не хранит. Но это и важно в данном случае: говорили о пустяках, болтали. Говорили о звонаре-любителе, который впервые стал вызванивать не точно, не в положенное время, говорили о столовой, о чем угодно, кроме?.. Ну, кроме?

Настойчивый вопрос остался без ответа.

— Да обо всем, черт возьми, кроме протоксенусов! До этого не сходили они у нас с языка — и вдруг, веселый перезвон не вовремя!

— Колокол… — всё еще в растерянности повторила Инса.

— Колокол им ни к чему, разумеется. Просто мы перестали говорить о них, перестали думать о них. Подчеркиваю, думать о них! И они потеряли к нам всякий интерес. Интенсивность излучения упала, и кривая пошла вниз.

Зазвонил колокол. Ровно в двенадцать, как всегда, но впервые за всё время существования лаборатории Холпа не всё оставили работу. У «пульта Крэла» собралось человек восемь. Забыв об окружающем, занялись одним составлением плана. Наконец, план действий был выработан. Наскоро пообедав, Крэл, Ялко и Инса ушли в наиболее отдаленное от башни помещение, прорепетировали там, как вести разговор по заранее разработанному сценарию, и начали запись на магнитофон. Говорили только о протоксенусах и затем начинали болтать о чепухе. По взмаху руки Крэла всё трое опять избирали темой беседы протоксенусов, а через несколько минут переходили к обсуждению последней телепередачи, посвященной моде на купальники.