Виталий Обедин - Волчий пасынок - путь к сухому морю

Воины, мчавшиеся следом за мной, видя эту картину, перепугались не меньше, чем, узревши Ороме'ктана. Их воинственные крики захлебнулись, а кто-то даже возопил : "Это оборотень! Оборотень, помилуй меня Утра!"

Не-ет, дружище Кулдус, старый вояка, насмотрелся я в тот день всякой магии, подавись ей демоны. Поперек горла она у меня стоит! Бесчестная, грязная штука, хуже куртизанок из Ишша, норовящих обобрать тебя почище самого ловкого вора! Единственная по-настоящему честная вещь в этом мире - добрый славный меч, пусть даже не из брилля или там стальгородского булата. Да и то сказать, честен ли он, зависит от того, чьи пальцы сомкнулись на рукояти. Вдруг, да не твои!

Волк-Канна легко и быстро преодолел расстояние, отделявшее его от опешившего главаря грабителей. Всего несколько прыжков разделяли их, когда крысоподобный Зиммад (будь проклято его потомство до пятого колена!), опомнившись, возопил, выхватывая из ножен саблю :

- Убить! Убейте его, олухи!

Кто-то из разбойников успел натянуть лук, и стрела полетела в тур-утнагана, но Гай Канна двигался слишком быстро. Каленый наконечник ужала лишь его тень, стелясь по песку, мчавшуюся следом за волком длинными неровными скачками. Громадным скачком волк-оборотень преодолел последние несколько локтей и, взмыв в великолепном прыжке, словно кошка, упал на круп лошади главаря шайки и хозяина Тени огнеликого Азуса. Его белые клыки сверкали, как обнаженные кинжалы. Заорав от страха, Зиммад ударил волка саблей по спине, но кольчуга уберегла его, пустив клинок скользом. Силясь удержаться на конском крупе, Канна своими когтями сильно ободрал бок лошади. Животное пронзительно заржало от боли и ужаса и, вздыбившись, сбросило с себя обоих. Прежде, чем их тела успели удариться о песок, крепкие зубы тур-утнагана в клочья разорвали руку, сжимавшую саблю, перекусив кости, точно хворостинки. Я видел потом, как болталась эта рука - точно плеть. Зиммад отчаянно взвыл от боли, барахтаясь под телом Гая-волка, из последних сил стараясь оттолкнуть его окровавленную пасть от своего горла. Хейо! Это был самый сладостный звук в моей жизни! Даже слаще звона золотых монет!

Остальные же разбойники, окончательно опомнившись после почти мгновенного перевоплощения Гая Канны, кинулись на выручку своему главарю. Славный ураниец, свирепо терзавший эту жалкую голтийскую крысу, скрылся за черными спинами обступивших со всех сторон грабителей, принявшихся озверело сыпать на него удары своих мечей и копий.

Во всю я нахлестывал своего скакуна - так, что кровь с его боков разлеталась во все стороны темными брызгами, но уже ясно было, что опоздал. Отважный уранийский тур-атта сложил голову. Уцелеть под градом ударов, расточаемых дюжиной здоровых крепких мужиков, было просто невозможно. Пусть Гай Канна был оборотнем и потому живучестью во много превосходил обычного человека, пусть даже на нем была эта странная заговоренная кольчуга из диковинного черного металла, все одно прежде чем мы сумели бы подоспеть ему на помощь, разбойники изрубили бы его в клочья.

Никогда еще отчаяние не казалось мне столь черным, друг Кулдус, старый солдат. Уж больно я привык, прикипел к этому необыкновенному парню за те несколько дней, что он провел, путешествуя с караваном почтенного Фахима бан-Аны. Странный он был, очень странный. Вроде и зрелый муж, закаленный в сражениях воин, равного которому и сыскать трудно, а тут же неискушен, наивен, прям и честен, как безвинный ребенок. Не будь Гай Канна столь искусным бойцом, наш жестокий мир давно бы пожрал его...

И знаешь, что я тебе еще скажу, старина? Хоронить этого парня самое неблагодарное занятие, какое только можно найти на этом свете! Уж сколько раз за этот страшный поединок с Ороме'ктаном казалось мне, будто чернокрылый и костляворукий демон Каргах, собирающий урожай для своей Единственно Бессмертной Госпожи, оборвал нить жизни молодого уранийца, а он все одно выскользал из его мертвенного объятия! Ну, как скользкий уж из рук пьяного змеелова!

В плотной толпе разбойников, стервятниками окруживших тур-атту Канну, вдруг раздался голос исполненный смертного ужаса :

- Ааа-а-а! Череп! Спасайтесь! Оборотень раскусил Череп! Ороме'ктан СВОБОДЕН!

Кольцо разбойников вокруг Гая Канны и поверженного Зиммада мгновенно распалось. Со всех ног презренные шакалы бросились бежать, оставив на песке безжизненное тело огромного черного волка, тесно обтянутого странной одеждой, и бледного, перепуганного крысоподобного колдуна-грабителя, левой, здоровой рукой силящегося унять кровь, хлещущую из шеи. Тур-утнаган все-таки достал мерзавца. Правда, ему не удалось добраться клыками до вены, иначе бы с главарем банды было уже покончено, но все равно, кровь из рваной раны текла так обильно, что Зиммад должен был истечь ею до смерти, если только сей же час ему никто не перевяжет шею.