Дмитрий Де-Спиллер - Невидимое послание

Но, увидев необузданную игру миражей, раскинувшихся по небу в отсветах зажженного Кумбари фейерверка, он тотчас верно определил в этом зрелище долгожданный эффект взаимодействия световых лучей, вырванный у привычных законов природы действием какого-то пиротехнического зелья. Вот когда он особо укрепился во мнении, что невзаимодействие лучей является обстоятельством отнюдь не самоочевидным. Имеет место и противоположное явление — неинтерференционное спутывание нитей света. И доказал это фейерверк Кумбари!

На пороге главной своей идеи (что «в каждом уголке вселенной хранится информация обо всех ее уголках») он, разумеется, наткнулся на известную трудность чисто математического плана. Тут перед его алчущим воображением явился призрак безотказно действующей логической мясорубки, которая всегда включается сама собой, как только получает пищу в виде любой попытки отразить некоторый предмет в себя самого, вместе со своим отражением, вместе с отражением отражения, вместе с отражением отражения отражения и так далее, до бесконечности. Так два зеркала, поставленных лицом к лицу, строят бесконечный коридор отражений, конца которому нет.

Сразу скажем: математические выкладки Петра Илларионовича, столь укрепившие его веру в правоту своих умопостроений, в которых он одерживал мнимую математическую победу над этой бесконечной «рефлексией в себя», ныне кажутся даже отчасти наивными. Но волна его мысли о содержании «всего — во всем» набежала на берег, готовый ее принять, ибо берегом этим оказались современные теории поведения информации.

Христофор Острогласов долго размышлял над оживленной им космологией. Не слишком уж он ошибался, узрев в голландском сундучке окно в неизведанную даль. Только то была не даль космических глубин. То оказывалась даль истории. Послание из XIX века промелькнуло вдруг множеством рек и ручейков, по которым может сквозить информация из прошлого.

В заключительные дни отпуска составление доклада завершилось, почтовый шаролет загрузили текстом и веской добавкой любовно упакованного зыбинского сундучка. Ясно, что, попав в надежные руки служителей академии наук, сундучок испытал анализ столь тонкими средствами, которыми Острогласов в своих дачных условиях не располагал. Различными методами удалось выявить находящиеся в сундуке крупицы серебрянки. К сожалению, физический механизм возбуждения этим веществом взаимодействия между лучами света не выяснен полностью и до сих пор. Однако сразу установили, что его молекулы способны создавать «абсолютную» поляризацию света, поляризацию «с нулевым разбросом», причем эта способность проявляется спорадически, в ходе внутреннего развития в этом веществе каких-то до конца не расшифрованных реакций, потому-то и исчезли «звездные» видения в сундучке: ослабла интенсивность этих реакций.

Многие и многие из современных нам ученых охотно и живо откликнулись на соблазнительную идею сопричастности к информации о чем угодно чего угодно. Особенно подкупало свойство этой идеи беспрепятственно пробегать сквозь все теоретические ловушки, оставаясь неуязвимой под градом математических ударов ее оппонентов. Плюс ко всему она весьма неплохо согласовывалась с новейшими результатами информационных наук.

Сама возможность бытия в подлунном мире чудодейственной серебрянки (отныне и навек названой «антиохофотом») — состава, изыскивавшего скрытые ухватки для перепутывания лучей света, — примагнитила внимание естественников к размышлениям, которые прежде не принимались всерьез. Во всяком случае, покой, укрывший поверхность неведомых глубин, где таится ли, не таится ли заподозренный Зыбиным «космологический подтекст», под фактом невзаимодействия лучей всколыхнулся.

Широкая жизнедеятельность пробившегося из глубин ключа идей, обещающих восхитительную возможность воскрешения погибшей информации, укреплялась затвердевшим авторитетом небезызвестного Христофора Острогласова, пропустившего через зрачок глаз свой всю текстуру сгоревших рукописей. А такое позволительно только тому, кому удачи будут сопутствовать и дальше, до конца всей его личной и научной биографии. И пока теоретики молча и затаенно любовались красотой форм теории, развивая эти формы, оперативные прикладники дружили с этими формами куда как осязательнее, выразительнее. Отчеты о практических успехах прикладного характера заполнили страницы журналов.