— Удешевленная матрица, я тебе кричу, они ее облегчают до минимума! Физика мира и вполовину не просчитана!
Тим пожимал плечами: он любил яркие краски и на физику мира ему было начхать.
Иногда Тимка мечтал. Предлагал пойти в социальный отдел и заявить об отказе от родителей. Ник осаживал его:
— Карту потребителя с открытыми правами до четырнадцати лет тебе никто не даст. А вот отправить на верхние этажи — в зону социальной защиты — это запросто!
Наверху было плохо. На этажи выше шестидесятого вели только служебные лифты. И никаких лестниц.
Тим грустнел. Полтора года казались ему вечностью. Ник был почти на год старше. Но и взрослеть не торопился. Он подозревал, что, когда через семь месяцев получит карту, его мать переселят в другую, малогабаритную комнату. На какой этаж? В каком блоке? Сможет ли он так же изредка подходить к двери в общую кухню и смотреть, как она стоит, придавливая пальцем заклинившую кнопку на давно сломанной панели плиты?
Подниматься одиннадцать пролетов по застывшим ступеням эскалатора с покупками в руках было слишком тяжело и долго, и обратно они ехали в общественном лифте: тесно, душно и дорого, зато быстро и весело. Из прозрачной капсулы был виден весь мегаполис. Сияющий, устремленный к небу. Не верилось, что та стена, которая наблюдалась из любого окна их блока, — часть этого светлого, сверкающего гранями, мира. Небо казалось ирреально синим, чистым. Иногда можно было увидеть идущее на закат солнце. Большое и красное, подернутое едва различимой сероватой дымкой.
Дверь в комнату открывалась, как только они появлялись в конце коридора: баба Клава переключала экран на камеру слежения; и то, что она ни разу не заснула, ожидая их, непривычно радовало мальчишек. Они с гиканьем залетали в комнату, и старушка встречала их чахлым смехом. Покупки вываливались на пол, сортировались и долго обсуждались. Иногда баба Клава заказывала подарки: «Тима, ну что ты в обносках ходишь? Погляди, бахрома на брюках! А вот я по визору видела, сейчас мальчики носят…» — и по-детски радовалась, когда мальчишки угадывали ее желания.
А через месяц пришла Рита.
Когда днем, собравшись в супермаркет, Ник открыл дверь — она сидела привалившись к стене напротив. Спала. Ник замер в узком проеме. Тим боком прыгнул мимо. Подошел, раскачиваясь на ходу, слегка пнул перегородившие коридор ноги — длинные и худые, плотно обтянутые черными кожаными лосинами. Девушка проснулась, подняла руку к глазам — запястье было одето в серебристый пластик.
— Неформалка какая-то, — прокомментировал Тим.
— Ты чё тут делаешь? — Ник не любил сюрпризов. И неприятностей с мусорщиками — тоже. Бомж под их дверью мог привлечь ненужное внимание.
— Я к вам пришла, — девушка поднялась и оказалась почти на голову выше него.
— Пришла и пришла, — Ник вдруг почувствовал, что любые объяснения будут неуместны. По крайней мере, сейчас. — Почему не заходишь?
— Дверь закрыта, а зуммер сломан.
Тим заржал, схватился за стену.
— А постучать — руки отвалятся?
Она вспыхнула, нервным движением заправила за ухо темно-синюю прядь.
— Не догадалась.
— Жертва… технического… прогресса!.. — Тим уже лежал на полу, хохоча во всю глотку.
Ник ухмыльнулся.
— Ну, пойдем с нами! Мы на тридцатый, за жвачкой.
— А остаться можно? — она уже улыбалась приподнявшейся на кровати бабке.
Белозубо улыбалась, широко. Такую стоматологию делали только в VIP-блоках.
— Как хочешь.
— Тебя как звать, деточка? — баба Клава слабо махала рукой, приглашая ее подойти ближе, и девушка ловко просочилась мимо загораживающего дверной проем Ника.
Просочилась, не задев, но обдав странным, будоражащим нервы ароматом. Индивидуальный запах. Право на индивидуальный запах имели лишь высоко оплачиваемые специалисты, элита. Или их дети. Несмотря на свой рост, девица не казалась достаточно взрослой, чтоб зашибать такие деньги самостоятельно.
— Рита.
С этой прогулки по супермаркету они возвратились необыкновенно быстро. Дома все было уже иначе. Немногочисленные вещи лежали на тех же местах, но уже как-то по-другому. Если бы Ник не знал наверняка, что комплексная очистка помещений работает двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, поглощая пыль и уничтожая болезнетворные бактерии, он решил бы, что в комнате стало чище. И светлее.
Рита спала на полу. Бабка сидела на кровати молча и, глядя на девушку, улыбалась чему-то. Так они и просидели до самого вечера — глядя на спящую посреди комнаты Риту и улыбаясь. Потом пили ледяной чай из пакетов «тетрапак», ели соленые крекеры и спорили об игровом кино. Тим смеялся, заваливаясь на бок; Ритка хихикала, пряча кончик носа в кулак; Ник ухмылялся. Баба Клава отзывалась с кровати шелестящим покашливанием. Как ни выгадывал Ник, а подобрать удобного момента для объяснений так и не смог. Ни в этот день, ни в другие.
Читать дальше