Кирилл Бенедиктов - Блокада. Книга 2. Тень Зигфрида

Пилот, гляжу, делается белый, как снег.

— Почему это — пофорсить? — спрашивает он, а голос у него дрожит. — Место для посадки я выбирал, руководствуясь…

— Руководствуясь личными предпочтениями, — перебивает его командир. — Мне хорошо известно, что вы участвовали в испытаниях планеров А-7 и Г-11 и несколько раз сажали их на лес. Но здесь неподалеку поле, которое можно было использовать для посадки, не рискуя ни планером, ни десантниками. А вы…

— Виноват, — говорит пилот деревянным голосом, — товарищ майор, больше не повторится.

— Ну, а вы, товарищ старшина, проявили себя молодцом, — улыбается мне командир. — Идея с заложником была блестящей. Не говоря уже о том, что предмет добыли именно вы.

Мне, конечно, такие слова слышать приятно. Будь я девчонкой, наверное, покраснел бы. А так только улыбнулся чуть-чуть и говорю:

— Служу Советскому Союзу, товарищ майор.

И в этот торжественный момент в наш серьезный мужской разговор влезает заслуженный артист Конотопского драмтеатра Марк Подрабинек:

— Я, конечно, дико извиняюсь, но можно мне получить обратно свои часы? Это, между прочим, наследство от дедушки, Хаима Лазаревича, который получил их в подарок от самого одесского генерал-губернатора…

Капитан Шибанов вернулся из Ленинграда в отвратительном настроении.

Контузия его оказалась действительно тяжелой, и из госпиталя он смог выбраться — угрожая медицинскому начальству всеми возможными карами — только утром в среду. Его все еще пошатывало и временами мутило, хорошо хоть исчезли мельтешащие перед глазами разноцветные пятна.

Добравшись, наконец, до Большого дома, он выяснил, что его там не очень-то и ждут. Возможно, дело было в том, что сержант-мотоциклист, которого он отпустил искать убежище во время бомбежки, обратно так и не вернулся — словил случайный осколок. Прямо в его гибели Шибанова, разумеется, не винили, но смотрели довольно косо.

Затем выяснилось, что майор Веретенников, которому было поручено оказывать всяческое содействие московскому гостю, в срочном порядке убыл на очень секретный объект, и вернется не раньше пятницы.

Рассвирепевший Шибанов, размахивая подписанной наркомом внутренних дел бумагой, вытащил из кресла какого-то лысого подполковника и заставил сопроводить его в архив. По мере приближения к архиву лысина подполковника поменяла цвет с оливкового на багровый и покрылась жемчужными каплями пота. Еще у него обнаружилась одышка и астма. Не дожидаясь, пока подполковника хватит удар, Шибанов прислонил его к стене и внятно потребовал объяснений.

Подполковник промямлил что-то о небывалом ЧП, загадочным образом связанным с целью визита Шибанова в Ленинград. Из архива пропало личное дело Льва Гумилева, а сержант госбезопасности, дежуривший в спецхранилище в ночь с понедельника на вторник, был найден на посту мертвым. Из-за этого, по словам подполковника, все начальство ленинградского управления НКВД уже третий день стояло на ушах.

Шибанов похолодел от страшного предчувствия. Он обшарил архив и действительно не нашел там никаких следов дела Льва Гумилева. Дело исчезло вместе с указаниями на то, где хранились изъятые у Гумилева предметы.

Затем капитан в сопровождении двух опытных сыскарей спустился в спецхранилище и принялся прочесывать его ящик за ящиком. Хранилище было огромным и обыскать его целиком вряд ли удалось бы за месяц. Но тут Шибанову неожиданно повезло. Кто-то из сыскарей вспомнил, что все вещдоки, попавшие в хранилище после тридцать седьмого года, хранились в шкафах с литерами «Л», «М» и «Н». Поскольку Гумилева арестовали в тридцать восьмом году, круг поиска сужался в несколько раз. К тому же в хранилище имелись подробные описи, занимавшие два десятка толстенных гроссбухов.

Ни в одном из шкафов, отмеченных этими литерами, изъятых у Гумилева предметов, однако, обнаружить не удалось. Шибанов перетряс все ящики и заставил сыскарей сверить находившиеся там вещдоки с описями. Здесь его ждал очередной удар: согласно записям в гроссбухах, предмет из серебристого металла, изображавший птицу, и карта с неизвестным шифром должны были находиться в ящике с маркировкой М 58/77. Капитан бросился проверять ящик и обнаружил, что он пуст.

Ситуация складывалась аховая: личное дело Гумилева и обнаруженные им в Туркестане предметы исчезли, единственный человек, который мог что-то знать об обстоятельствах их исчезновения, был мертв. Шибанов не без труда выяснил, кто из следователей вел дело о гибели сержанта Андреева и пробился к нему в кабинет. Поначалу следователь, рослый здоровяк с погонами майора, наотрез отказывался сообщать ему какую-либо информацию и едва ли не хамил Шибанову в лицо. В конце концов капитан потерял терпение и прямо из кабинета следователя позвонил порученцу Берия Саркисову.