Сергей Лукьяненко: Пристань желтых кораблей. [сб.]

— Андрей-молла! — укоризненно воскликнул Мустафа.

“Шайтан тебя возьми — подумал, содрогнувшись, недавний пастор. — Время намаза!”

Выдернув из широкого нагрудного кармана тончайший молитвенный коврик, Андрей-молла плюхнулся на пол. Поерзал, поворачиваясь лицом в ту сторону, где предположительно находилась Земля — и, следовательно, Мекка.

Совершив намаз, мулла и электронщик пошли к лифтам. Мустафа отправился в столовую, а Андрей в главную рубку, к капитану. Увы, невезение продолжалось. По дороге ему пришлось исповедовать вошедшую в лифт Агнессу, ревностную католичку и крайне привлекательную девушку. Отпустив ей случившийся накануне плотский грех, Андрей натолкнулся на огнепоклонника Сококу. Втолковав рослому негру, что межзвездный полет — это не предательство Отца-солнца, а наоборот, паломничество во славу небесного огня, наставник-протуберанец Андрей почувствовал легкую усталость. Дальнейший путь был легче, если не считать того, что последние сто метров по коридорам исполинского крейсера Андрей проскакал вместе с Эдвином из секты Укротителей Плоти.

На прощание Андрей с Эдвином обменялись парой пощечин. В своей неизмеримой заботливости верховный бичеватель Андрей добавил Эдвину третью пощечину, необязательную, но показывающую его крайнее расположение к молодому сектанту.

Конечно же, Андрей опоздал. В рубке уже не было никого, кроме капитана, лампы были притушены, а часть приборов выключена.

— Вы опоздали, Андрей, — мягко упрекнул его капитан.

— Проведем церемонию по меркурианскому времени, — твердо ответил Андрей — Великое Воплощение Абсолютного Вакуума.

— Не будет ли это ересью? — задумчиво спросил капитан, отключая последние лампы и переводя управление на компьютер.

— Нет, — уверенно соврал Андрей. — Поскольку двигатель корабля нашего делали на Меркурии, а в Третьей Книге Чистых листов сказано: “Где пусто, там и чисто; где сердце, там и голова”. Сердце корабля нашего — двигатель, голова его — рубка.

— Это толкование мне в голову не приходило, — признал капитан. — Начинайте.

Андрей устроился в кресле поудобнее и произнес нараспев:

— Во имя Звезд пылающих, во имя Солнца огненного…

— Андрей! — испуганно вскрикнул капитан. — Не богохульствуйте!

Секунду Андрей с недоумением смотрел на него. Потом покраснел и извинился:

— Это все Сококу, наш огнепоклонник. Я только что с ним говорил, ну и… Я не виноват, что в ваших ежегодных молитвах такие похожие начала.

— Во имя Вакуума, молчите! — взмолился капитан.

— Хороши, хорошо… Я начинаю.

Андрей откашлялся и затянул:

— Во имя Космоса холодного, во имя Вакуума иссушающего…

Когда церемония ежегодной молитвы поклонников Пустоты окончилась, капитан участливо посмотрел на Андрея.

— Трудно вам приходится, ваше пустейшество…

— Да. — Андрей со вздохом натянул комбинезон, который полагалось сбрасывать в ходе молитвы. — А что поделаешь? На крейсере пятьсот верующих, исповедующих девяносто три религии. Нельзя же для каждого заводить отдельного священника. Вот и верчусь, как белка в колесе…

Помолчав секунду, Андрей добавил:

— Кстати, “белка в колесе” — самое непристойное ругательство анималистов. Слышал бы меня наш биолог…

— Что поделаешь, идет Второе Религиозное Возрождение, — посочувствовал капитан. — Новые верования появляются каждый день. На Лагосе мы должны взять на борт двух механиков. По анкетам они — промиски. Что это?

— Секта полной сексуальной свободы, — ответил Андрей, подходя к двери. — Верят в животворную силу фаллоса и раз в три дня устраивают коллективное публичное совокупление.

Оказавшись в своей каюте, Андрей заблокировал дверь и выключил видеофон. Перевернул вверх ногами ящичек с мощами. Пульнул в самую большую икону жеванной бумагой. Достал из-под матраса толстенную книгу: “Сатанинские стихи. Забавная библия и другие шедевры антирелигиозной литературы”.

Корабельный священник был убежденным атеи­стом.

В ранее выходившие сборники рассказов я включал старенький цикл пародий “Приключения Стора” — как описали бы одну и ту же базовую ситуацию разные авторы… от Виктора Гюго и до братьев Стругацких.

На самом деле этот цикл был урезан на одну пародию. Может быть оттого, что она пародировала не столько конкретных авторов, сколько общее направление: советская фантастика ближнего прицела. Конкретные имена — Казанцева, Немцова, Днепрова — вряд ли тут важны. Это были писатели, которые писали в духе своего времени, и нельзя их винить за то, что пришло иное время… сделавшее смешным те или иные литературные приемы.