Айзек Азимов - Стрела времени

— Ну, кто же ее не знает! — ответил я. — Шекспир, не так ли?

Мы проезжали Юнион-сквер и отель святого Франциска.

— Приберегите свои шуточки для ваших студентов. Прочтите лучше список действующих лиц.

Я прочел длинный перечень имен; в те давние времена на сцене бывало не меньше народу, чем в зрительном зале. В конце списка стояло: “Участники уличной толпы”, а дальше — добрый десяток исполнителей, и среди них — Вильям Спэнсер Гризон.

— Этот спектакль шел в 1906 году, — сказал Айрин. — А вот другой — зимнего сезона 1901 года.

Он всучил мне вторую фотокопию, ткнув пальцем в самый конец списка действующих лиц. Я прочел: “Зрители на Больших скачках”; мельчайшим шрифтом шла целая куча имен, третьим из которых было Вильям Спэнсер Гризон.

— У меня имеются фотокопии еще двух театральных афиш, — сказал Айрин, — одна от 1902, года, другая от 1904-го, и всюду среди исполнителей — его имя.

Трамвай остановился, мы вышли из вагона и пошли дальше по Пауэлл-стрит. Возвращая фотокопию, я предположил:

— Это его дедушка. Может быть, Гризон унаследовал от него свою страсть к сцене?

— Не слишком ли много дедушек вы обнаружили сегодня, профессор? — Айрин вкладывал снимки обратно в конверт.

— А что обнаружили вы, инспектор?

— Сейчас я вам покажу, — ответил он, и мы продолжали путь молча. Впереди виднелся залив, очень красивый в солнечном освещении, но Айрин даже не смотрел в ту сторону. Мы подошли к невысокому зданию с табличкой на дверях: “Студия 17: коммерческое телевидение”. Мы вошли внутрь, миновали пустую контору, затем громадную комнату с бетонированным полом, на котором плотник мастерил переднюю стену маленького коттеджа. Пройдя помещение, инспектор — он явно уже был здесь ранее — толкнул двойную дверь, и мы очутились в крохотном кинозале. Я увидел белый экран, дюжину кресел и проекционную будку. Голос из будки спросил:

— Инспектор?

— Да. Вы готовы?

— Сейчас, только вставлю пленку.

— Хорошо. — Айрин показал мне на кресло и уселся рядом со мной. Тоном доверительной беседы он начал: — В этом городе жил чудак и оригинал по имени Том Вилей — фанатик спорта, настоящий маньяк. Он посещал все боксерские схватки, все спортивные игры и соревнования, все автогонки и дерби, и все они вызывали у него одно лишь недовольство. Мы его знали, потому что он то и дело бросал свою жену. Она ненавидела спорт, придиралась к мужу, а нам приходилось ловить и возвращать его, когда она подавала жалобы на беглеца, не желающего содержать семью. К счастью, он никогда не удирал далеко. Но даже когда мы его ловили, все, что он говорил в свое оправдание, — это что спорт умирает, а публике на это наплевать, и самим спортсменам тоже, и что он мечтает вернуться в те славные и далекие времена, когда спорт был поистине велик. Вы улавливаете мою мысль?

Я кивнул. Кинозал погрузился во тьму, и над нашими головами зажегся яркий луч света. На экране замелькали кадры кинофильма. Он был черно-белым, квадратным, по размеру кадра; движения — отрывистые и более быстрые, чем мы привыкли видеть. К тому же фильм был немым, даже без музыки, и было странно следить за движущимися фигурами, не слыша никаких звуков, кроме жужжания проектора. На экране показался Янки-стадион — его общий вид, затем я увидел человека с битой в руках. Камера приблизилась к нему, и я узнал знаменитого бейсболиста Бэйба Рута. Он изготовился, ударил битой по мячу и побежал, радостно смеясь. На экране возникла надпись: “Бэйб снова совершил это!” — и дальше говорилось, что это его пятьдесят первый успех в сезоне 1927 года и что, похоже, Рут поставит новый рекорд.

Лента кончилась, на экране замелькали какие-то бессмысленные цифры и перфорация, и Айрин сказал:

— Голливудская киностудия устроила этот просмотр для меня, бесплатно. Они иногда снимают здесь свои телевизионные фильмы про полицейских и гангстеров, так что им выгодно сотрудничать с нами.

Неожиданно на экране появился Джек Демпси, он сидел на табуретке в углу ринга, над ним хлопотал секундант. Пленка была плохой: ринг находился на открытом воздухе, солнце мешало съемкам. И все же это был великий Демпси собственной персоной, во всей своей красе, года в двадцать четыре, небритый и хмурый. Покружив по рингу, камера показала ряды зрителей в соломенных шляпах с плоским верхом, в жестких воротничках; одни засунули за шею носовые платки, другие вытирали пот с лица. Затем, в странной тишине, Демпси вскочил, низко пригибаясь, пошел к центру ринга и стал боксировать с необычайно медлительным противником; мне показалось, я узнал Джесса Виларда. Внезапно лента оборвалась.