— Митя, — Коваленко вздохнул. — Ты переутомился, наверное. Ладно, мы возвращаемся, а ты вызови-ка мне двух проводников с собачками — и сгоняй за ними вертолет.
— Вы идите, — сказал Краюхин. — Я побуду здесь.
— Анатолий Михайлович, — сказал Саломатов, — не пори горячку. Потом тебя искать…
— Искать меня не придется, — сказал Краюхин.
Через пять минут, оставшись в одиночестве и погасив фонарь, он начал медленно привыкать к темноте.
— …Айболитик, миленький, выпусти меня отсюда… Выпусти, я домой хочу… Выпусти, меня мама ждет… Она испугается, что меня так долго нет… Айболитик, выпусти, хороший… Ну, пожалуйста… Ты же хороший… Ты же даже этих страшненьких жалеешь… Выпусти, я никому про тебя не скажу…
И так — час за часом. Вроде бы тепло, а ноги замерзли. Будто бы лед под полом. Может, и вправду лед. Крепка решетка, и никак не дотянуться до засова. Его ли эта серая тень? Забрал все, только курточку оставил, и ушел. Хорошо, хоть одеяло дал. Зачем ушел?
— Айболитик, ты где?.. Выпусти меня, мне страшно… Я пить хочу… Зачем ты меня запер?.. Пожалуйста, хороший Айболитик, выпусти меня отсюда, я к маме хочу, выпусти меня…
Свеча на столе все короче…
Город взорвался. С полей, с огородов, с ферм примчались люди, толпились перед Советом, многие с детьми, многие с оружием: вилами, дробовиками… Из Тарасовки прилетел вертолет со следователями; выехал, но застрял где-то в дороге автобус с вооруженными полицейскими. Дивизия прислала три десятка сержантов и младших офицеров: с автоматами за спиной, они стояли на перекрестках, прочесывали дворы, заглядывали в подвалы. Это успокаивало. Инспекторов их охранники запихнули в вертолет, но улетать они пока не собирались. Телевизионщики, ставшие героями дня, внезапно размножились: теперь их было человек десять, посерьезневших, в легких касках и брониках, быстрых и пронырливых. Чьи-то вертолеты кругами ходили над городом. Стахов чувствовал, что и его начинает затягивать темный азарт. Будто начало войны. Ужас и восторг…
Маруся Шелухина, полицейский, рассказала только что обо всем том, что накапливалось за год — тихо, исподволь: слухи о гигантских крысах, выходящих в лунные ночи из дыр в земле; слухи о том, что ребятишки повадились голыми шнырять по пустырям и в развалинах заводских недостроенных корпусов; постоянное исчезновение каких-то неценных, а потому оставленных без присмотра вещей… И люди, конечно. Вот сегодня: нет нигде Виктора Чендрова с электростанции (с работы ушел, домой не вернулся), и нет Эльвиры Булак, которая из дому ушла, а на работе ее нет, и склад стоит открытый, хотя и было предписано: склады запирать…
На экране в сотый раз прокручивали: в ярком пятне света тело старушки, а из-за него приподнимается и замирает на секунду чудовище: маленькая головка с огромными рубиновыми глазами, за головой плечи буквой V, и все это похоже немного на атакующую кобру; потом голова чуть поворачивается, рубиновый отсвет исчезает, и становится видно, что это не глаза, а странной формы очки; идут — медленно — снизу косо вверх и вперед и чуть влево две тонкие напряженные руки с вытянутыми пальцами, и вслед за руками начинает приближаться голова, плечи опускаются… Смена кадра: мальчишка у стены в позе готовой прыгнуть собаки, зубы оскалены, очки непроницаемы — прыгает, все так же вытянув руки вперед, плывет, плывет по воздуху…
— Маруся, — сказал Стахов, — возьми-ка пару армейских ребят да сходи на этот Эльвирин склад. Что-то там не чисто…
Дверь за Марусей закрылась и тут же открылась вновь. Вожатая Лиза привела из лагеря Гарика Шваба, пятого из звена Артема Краюхина. Стахову уже позвонили, что Гарик был в курсе преступного умысла четверки, но никому не сказал ни слова. Теперь он был уверен, что его с родителями выкинут вон.
— Ты не реви, — сказал Стахов ушастому белобрысенькому парнишке, испуганному и дрожащему. — Что не сказал — ладно. Ты еще молодой, чтобы различать, когда закладывать друзей грех, а когда наоборот. Со временем поймешь… Ты вот что скажи: почему ты сам с ними не пошел?
— Не знаю… — прошептал Гарик. — Так что — мне ничего не будет? — он посмотрел на Стахова недоверчиво.
— А ты орден хотел?
— Н-нет… Вы мамку с отцом не выгоните?
— Нет, конечно. Хотя выпороть тебя — потом — не помешало бы… Ладно, доживем до потом… а пока рассказывай.
— А чего рассказывать? Боялся я. Все же знают, что подземников трогать нельзя. А Темка говорит: не бывает их! А все же знают, что бывают… Ну, и… все. Ветка говорит: слабо в пещеру залезть. Вот. А Темка туда уже ходил, да дойти не смог: болото. А тут жара… Ну, и пошли. Я говорю… вот. А они: никаких не бывает, потому что… и все. А только Сега ружье-то прихватил. Хоть и говорил, что не бывает… А мне сказали, что трус — ну и сиди. А я что? Я не потому что трус, а просто… Ну, я же сам видел! Маленького, как первоклашку, голого, а с ножами. Спарту как раз прогуливал… она залаяла, он в канаву — и все…
Читать дальше