Гарри Гаррисон - Человек, который видел будущее

— Привет, Джон, Херб, — сказала она.

— Анна, крошка, ты выглядишь просто великолепно! Воскликнул Херб, обнял ее и поцеловал.

Она стояла спокойно, опустив руки по бокам. Высокая, стройная, с пшеничного цвета волосами и серыми глазами. С широкими высокими скулами и твердой линией рта, может быть, чуть — чуть слишком большого. На фоне глубокого красно — золотого загара ее белые зубы показались Джону белее, чем он когда — либо помнил. Слишком сильная и твердая, чтобы думать о ней как о красотке, она все же была красивой женщиной. Когда Херб отпустил ее, она повернулась к Джону и после секундной нерешительности протянула ему изящную загорелую руку, сухую и прохладную в его ладони.

— Как ты, Джон? Мы давно не виделись.

Он был рад, что она не поцеловала его и не назвала «дорогой». Анна улыбнулась краешком рта и мягко высвободила свою руку, потом повернулась к Хербу. Джон двинулся к бару.

— Все. С меня довольно, Херб, — голос ее звучал слишком спокойно. Не отрывая взгляда от Херба, она взяла предложенный Джоном бокал.

— А что случилось, крошка? Я только что смотрел тебя. И сегодня ты была бесподобна, как всегда. У тебя еще не пропал дар, крошка. Ты по — прежнему берешь за душу.

— Что за фокус с ограблением? Ты, должно быть, совсем рехнулся…

— А, это… Послушай, Анна, крошка, клянусь тебе, я ничего об этом не знаю. Лафтон сказал тебе правду. Мы с ним договорились, что остаток этой недели ты просто отдыхаешь, правильно? Это тоже идет в эфир, крошка. Когда ты отдыхаешь и развлекаешься, тридцать семь миллионов человек отдыхают и радуются жизни. Это замечательно. Нельзя же их все время будоражить. Они любят разнообразие.

Джон молча протянул ему стакан виски с водой. Херб не глядя взял. Анна следила за ним холодными глазами, потом вдруг рассмеялась. Но в смехе слышалось что — то горькое, циничное.

— Ты же не дурак, Херб. Зачем ты строишь из себя дурака? — Она сделала глоток, глядя на него над краем бокала. — Я тебя предупреждаю: если кто — нибудь заберется сюда грабить меня, я поступлю с ним, как с настоящим грабителем. После сегодняшней трансляции я купила пистолет, а стрелять я умею с десяти лет. И еще не разучилась. Херб, я убью его, кто бы он ни был.

— Крошка… — начал Херб, но она оборвала его.

— И это моя последняя неделя. Начиная с субботы меня нет.

— Ты не сделаешь этого, Анна, — сказал Херб.

Джон пристально наблюдал за ним, выискивая признаки слабости, но ничего не обнаружил. Херб просто излучал уверенность. — Взгляни вокруг, Анна. Эта комната, твоя одежда, все… Ты самая богатая женщина в мире. Чего еще ожидать от жизни? Ты можешь бывать где угодно, делать все…

— В то время как весь мир будет подсматривать…

— Ну и что? Это ведь тебя никогда не останавливало. Херб принялся мерить комнату шагами, двигаясь быстрой дерганой походкой. — Ты знала об этом, когда подписывала контракт. Ты редкая женщина, Анна, красивая, эмоциональная, мыслящая. Подумай обо всех тех женщинах, у которых нет ничего, кроме тебя. Если ты бросишь их, что им останется делать? Умереть? Они могут, ты же знаешь, В первый раз в жизни они получили возможность чувствовать себя так, словно они действительно живут. Ты даешь им то, чего не давал раньше никто, то, на что книги и фильмы в старые дни лишь намекали. А теперь вдруг они поняли, что значит предвкушение восторга, любовь, блаженство и умиротворенность. Вспомни о них, Анна, опустошенных, не имеющих в жизни ничего, кроме тебя, кроме того, что ты можешь им дать. Тридцать семь миллионов ничтожеств, Анна, которые не испытывают ничего, кроме скуки и отчаяния, до тех пор, пока ты не дашь им жизнь. Что они имели? Работу, детей, счета… А ты подарила им целый мир, крошка! Без тебя они даже не захотят больше жить.

Анна не слушала. Словно в полусне, она сказала:

— Я говорила со своими адвокатами, Херб, и они подтвердили, что контракт не имеет силы. Ты нарушал его не один раз. Я соглашалась учиться стольким новым вещам! О боже, чего я только не делала! Я лазила по горам, охотилась на львов, училась кататься на горных и водных лыжах, а теперь ты захотел, чтобы я каждую неделю понемножку умирала… Авиакатастрофа — это еще не слишком плохо, всего лишь настолько, чтобы напугать меня до смерти. Потом акулы… Акулы, которых вы организовали, когда я каталась на водных лыжах. Это уже перебор, Херб. Вы меня так убьете. Ей — богу, когда — нибудь это случится, и это будет пик, выше которого вы уже пойти не сможете, Херб. Никогда!