Иван Франке - Девять мечей Акавы

Нарушитель внезапно изменил курс на девяносто градусов и одновременно ушел в субпространство. Патрульный крейсер, застигнутый врасплох, опоздал. Он не мог повторить этот маневр в течение доли секунды, как преследуемый корабль, и в результате вошел в «суб» на три секунды позже, так и не успев полностью изменить курс. И хотя патрульный крейсер был снабжен самым совершенным оборудованием, максимальное отклонение, на которое он мог пойти, было только семдесят три градуса, да и то, пойти на такое изменение курса крейсер мог только с переходом в «суб», где исчезала инерция корабля, его масса и как следствие, чудовищные перегрузки, грозившие смертью членам экипажа и разрушением оборудования корабля, к тому-же в субпространстве корабль был неуправляем. Невозможно оперировать измерениями в пространстве, где нет самих измерений как таковых. Ученые еще не могли дать толкового объяснения всему этому, но почти все сходились во мнении, что «суб» — это одномерное пространство. В результате, для изменения режима или направления полета корабль должен был выйти из «суба», а начиная поворот, обязательно войти в «суб» на последней стадии, спасая экипаж от смертельных перегрузок.

В обычном, эвклидовом, пространстве грань допустимых перегрузок была всего лишь тринадцать градусов, и патрульному крейсеру пришлось повторять этот маневр дважды. А когда корабль лег на правильный курс, понадобилось сначала два часа рыскать в обычном пространстве, сканируя его датчиками Шварцгалера и пытаясь засечь возмущение подпространства, оставленное двигателями нарушителя. Как выяснилось, он сделал еще один поворот, столь же безрассудный только около астероида-ловушки, и теперь исчез, растворился без следа. Джи-Мин побледнел от ярости. Еще не было космического корабля, способного удрать от патруля, да еще от патрульного крейсера Джи-Мина. И вот какой-то нахал дважды уходит от него, оба раза показывая завидное техническое превосходство своего корабля. Когда они, через неделю, наконец вернулись к планете назначения, чтобы высадить агента, приборы крейсера снова показали, что еще два дня назад нарушитель был здесь, словно насмехаясь над патрулем.

Мрачный капитан высадил агента на планету, а затем развернувшись, словно ищейка, умчался прочь, выскакивая в обычное пространство лишь за тем, чтобы просканировать его и взяв след, снова нырнуть в неизвестность.

На Акаве стоял февраль. Владислав, пользуясь ночной темнотой, при помощи реактивного ранца, преодолел свыше двухсот километров, и изрядно закоченев, наконец добрался до своей берлоги, где у него было спрятано все необходимое оборудование. Там забравшись в теплую постель, он поблагодарил планету за относительно теплый климат и еще раз вспомнив секретаршу, уснул мертвым сном.

Проснувшись на следующее утро, агент еще полчаса лежал, соображая, где он, и как он здесь очутился, будучи уверен, что только что в Будапеште, на площади трех фонтанов, обнимал молоденькую хорошенькую девушку, а потом, когда он искупался в фонтане, они вдвоем удирали от рассерженно свистящих полицейских. Наконец, осознав, что все, что он сейчас видит — реальность, решил все же вылезти из под одеяла и вскоре он уже ковырялся около привезенного с собой копьютера. Старый по неизвестной причине приказал долго жить и Владислав привез с Земли новый. Закончив с подключением он активировал прибор и переодевшись, отправился вниз, в предгорья к городу, что раскинулся в низине.

Почти во всех крупных городах этой планеты у него имелся «свой» дом, и сейчас он направлялся в один из них. Разумеется, настоящим домом была лишь пещера в горах, закрытая силовым щитом и очень хорошо замаскированная, но во многих городах, где ему приходилось появляться под видом торговца или странника, собирающего былины и сказки, а иногда под видом посланца высших сил, у него имелось местечко где он мог остановиться. Кроме того в парочке мест его всегда встречали как родного.

В жизнь местных жителей он старался не вмешиваться, хотя иногда у него не было выхода. Так, например, в одном селени Ласлук, где свирепствовала холера, ему пришлось воспользоваться своей походной аптечкой, чтобы спасти пятилетнего ребенка, чуть ли не единственного здорового ребенка во всем селении, которого жители хотели принести в жертву своим богам и вымолить у них тем самым исцеление. Они были уверенны в том, что он, этот малыш, собрал здоровье всех жителей, оставив их умирать от болезней.