Кир Булычёв - «Если», 2002 № 12

— Мне кажется, он прав, босс, — согласился Бруно. — Все, что мы перечислили, исчезло.

— Шаттл подбили в самом начале войны, — возразила Марис. — Никто не мог остаться в живых — прошло триста дней.

— Человек не мог, — заявил Тай. — Мы имеем дело с привидением, это точно. Оно прячется и ждет подходящей минуты, чтобы отправить нас на тот свет.

Марис приказала Таю и Бруно заняться делом, хотя прекрасно знала, что они не успокоятся. Парни тратили драгоценное время, охотясь за несуществующим призраком, и теперь бригада выбилась из графика.

Естественно, вечером с ней связался Баррет. Он проверил записи о проделанной работе и поинтересовался, почему ее команда все еще занимается редкими металлами, в то время как им уже следовало Приступить к демонтажу термоядерного реактора. Марис не собиралась отдавать свою команду на растерзание Баррету и потому просто наврала. Она сказала, что калибровка аффинажной установки сбилась, на складе возникло загрязнение, и ей пришлось проделать все заново.

— Не хочу вас штрафовать, — заявил Баррет, — но придется. Вы отстаете от графика, Марис, а я не могу допустить, чтобы пошли разговоры, будто у меня есть любимчики. У вас вычтут 30 процентов дневного тарифа, но если к концу завтрашнего дня вы не демонтируете реактор, боюсь, я буду вынужден принять более суровые меры.

Джеймс Джо Баррет, хитрющий ублюдок, наградил ее сладенькой сочувственной улыбочкой. У него было мясистое, щекастое лицо, бритая голова (он брил даже брови) и дурацкая бородка — что-то вроде тощей косицы, прилепленной к подбородку и украшенной черной шелковой лентой. Марис считала, что он ужасно похож на эмбрион, появившийся на свет как результат очередной идиотской программы ускоренного роста. Баррет сидел, удобно устроившись за своим столом, в чистой, ярко освещенной каюте, на полке у него за спиной стояли живые растения, в жирных руках он держал кружку с чем-то дымящимся. Кофе, наверное, подумала Марис.

Вот уже двадцать дней ей ни разу не довелось перехватить горячего, не говоря уже о кофе. Атмосфера внутри орбитального модуля состояла из водорода и кислорода, и вода закипала при температуре семьдесят градусов Цельсия. К тому же внутри омерзительно воняло, поскольку воздухоочистители работали из рук вон плохо; узлы следовало тщательно проверить, поскольку весной они, как правило, давали течь; система энергоснабжения, которая функционировала далеко не на полную мощность, в самые неожиданные моменты отключалась или начинала капризничать; она была заражена черной плесенью, инфекция еще не распространилась, но не поддавалась выведению; двигатели и вентиляторы кондиционеров ворчали, стонали и бряцали, не смолкая ни на минуту. Но лучше уж так, чем сидеть дома, получать жалкие подачки от оккупационных властей Тройственного Альянса и молча терпеть бесконечные полицейские проверки. Это работа, а Марис жила ради работы, даже если ей приходилось иметь дело с людьми вроде Баррета.

Она встречалась с ним всего один раз, в самом начале экспедиции. Он с шумом и помпой явился на орбитальный модуль, чтобы познакомиться с вновь прибывшей спасательной командой. От него несло эвкалиптовым маслом, у него были бегающие глазки и какая-то неживая влажная рука. Баррет изо всех сил старался внушить Марис, что он на их стороне, что жители Внешних систем пострадали незаслуженно.

«Война закончилась, — сказал он ей. — Нужно подвести черту и двигаться дальше. Здесь перед нами открываются огромные перспективы, непочатый край ресурсов. Выиграют все. Прошу вас, не считайте меня своим врагом, это в прошлом. Работайте со мной так, как вы работали с другими, и нас ждет успех».

Тогда Марис решила, что, хотя она вынуждена работать на Баррета, но не станет лебезить перед начальством. И сейчас ответила ему холодно и уверенно:

— Мы вернемся в график. Никаких проблем.

— Не подведите меня, Дельгадо.

— Ни в коем случае, — заверила его Марис.

Марис чувствовала бы себя значительно лучше, если бы Баррет оказался несговорчивым сукиным сыном, она справлялась с такими без особого труда — с ними, по крайней мере, все ясно. Но Баррет делал вид, будто он не отвечает за власть, которой обладает, и, наказывая команды, находящиеся у него в подчинении, сам страшно страдает. Он требовал сочувствия, отнимая у рабочих деньги, необходимые, чтобы накормить голодных детей. Лицемерный лжец — это самый страшный из тиранов, гораздо более жестокий, чем откровенный грубиян и хам.