Ллойд Биггл - «Если», 2002 № 02

— Не понимаю. Меня зовут Глен Суон…

Мужчина грубо хохотнул:

— Он и в самом деле верит!

— Эй, ты, жареная яичная башка!

Суон попытался растолкать своих мучителей.

— Пустите! Мне это ни к чему!

— Зато вот это вполне подойдет! — воскликнул другой, всаживая ему в солнечное сплетение тяжелый кулак.

Суон скорчился, прижимая руки к животу. На него обрушился град пинков и толчков.

Он пытался позвать на помощь. Но никто не подошел, ни один из его новых «приятелей».

Черная мгла окутала несчастного. Но он был совершенно уверен, что потерял сознание сам, без помощи ЭГВ.

Выйдя из больницы, Суон узнал, что его ждет новая работа. С помощью Тони он получил должность в отделе приема заказчиков, ту самую, которую когда-то сам Тони ему напророчил.

Но к прежнему возврата уже не было.

Кто он?

Самозванец, пытающийся обманом занять место другого человека?

Или тот, кем сделал себя: сначала нехотя, не по собственной воле, потом всерьез, горячо, со страстью и с помощью окружающих?

Эти вопросы терзали его день и ночь. И ответы обычно были самыми мрачными.

Как он мог вообразить, что сумеет легко войти в образ и жизнь другого человека? Он обманщик, мошенник, а остальные делают вид, будто верят ему, любят, принимают за того, кем он притворяется и кем ему никогда не стать.

Даже Эмма?

Даже она.

Эмма в своей холодной постели.

Однажды, когда сомнения стали непереносимыми, Суон предпринял секретное расследование.

То самое, которое через неделю заставило его договориться о встрече назавтра в обеденный час.

Перед уходом на работу Эмма сказала:

— Глен, я понимаю, как трудно тебе было последнее время. Но хочу, чтобы ты знал: я в тебя верю. Твоей вины ни в чем нет. А тех, кто избил тебя, обязательно поймают. Если и нет, они все равно когда-нибудь заплатят. Я уверена в этом.

Суон внутренне съежился, вновь вспомнив гнусную сцену избиения, но ничего не ответил. Даже не усмехнулся наивным понятиям Эммы о добре и зле. Правосудие или месть, скоро он сам будет вершить справедливость. Если он действительно этого хочет и знает, что делать, лучше определиться сразу.

Эмма отчаянно пыталась достучаться до него, словно понимая: сегодня произойдет что-то важное.

— Ты был добр ко мне и Уиллу, Глен. И если я не отвечала тем же, то… лишь потому, что мне требовалось немного больше времени. Все изменится. Нам будет хорошо вместе.

Не дождавшись ответа, Эмма уставилась на судорожно сжатые руки мужа. Когда она подняла лицо, Глен увидел ее мокрые от слез щеки.

— Я… невыносимо потерять тебя во второй раз.

Суон молча ушел.

В полдень он стоял перед обшарпанной дверью в убогом районе города. Никакой вывески, указывающей на то, что здесь помещается докторский кабинет. Да и внутри не наблюдалось никакого соответствующего медицинского реквизита: ни дипломов в рамках, ни жизнерадостной регистраторши, ни пожелтевших от времени журналов, ни страждущих пациентов. Полумрак.

И только один человек. Мужчина, сидевший за письменным столом в кресле с высокой спинкой, повернулся к окну, заслышав шаги, так что Суон не сумел хорошенько его разглядеть. Незнакомец так и остался для него голосом, всего лишь голосом, да и тот был искажен какой-то хитрой электроникой.

— …не несу ответственности за любые побочные эффекты, — говорил незнакомец. — Вся эта штука еще находится на стадии эксперимента. Боюсь, одобрения Управления по контролю за продуктами и лекарствами нам не получить.

Невесело хмыкнув, он пояснил:

— Но вся прелесть в том, что достаточно единственной инъекции. БАМ! Прямо в мозг, и ваш маленький паразитарный дружочек растворяется и погибает. Разумеется, в том случае, если все пойдет, как намечено. И тогда вы совершенно свободны.

Свободен. От чего? И для чего? Если он просто желает убежать от всего, что ему мешает, вовсе необязательно убивать ту штуку, которая живет в его голове. В конце концов, это не поводок и не забор.

Но ЭГВ — это символ.

Он только сейчас осознал всю расчетливую ненавязчивость государственной программы по перевоспитанию. ЭГВ совершенно необязательно выполнять заданную функцию. Они могут быть чем-то вроде обычного невинного обмана, уловки профессионалов. Но даже если и так, они все равно действовали: вечное, постоянное напоминание о заключенном соглашении. Олицетворение сделки, на которую он согласился. Той жизни, что была отдана в обмен на то, чтобы он продолжал существовать, новых связей, в которые он добровольно вступил. Убить эту штуку в его мозгу означает стереть весь прошлый год, начисто оборвать контакт с его теперешним бытием.