Ллойд Биггл - «Если», 2002 № 02

— Тю несправими, Джун, — сказала с улыбкой ее подруга и покачала головой.

— А это слово что значит?

Селена объяснила. Джун улыбнулась. Ей понравилось, как звучит выражение.

— Что же, детка, если хочешь знать мое мнение, то мы живем в несправими мире.

О фантастике исторической и истории альтернативной мы писали неоднократно. А в последнее время в нашей НФ появилось еще одно явление — криптоистория: произведения, в которых реальные события объясняются фантастическими обстоятельствами. Автор — публицист и литературный критик — пытается понять, чем вызван столь массовый интерес к «играм с историей».

Первый год тысячелетия укатился колобком, вместе с собой унеся остатки календарного ажиотажа. Читателю всегда интересно приобщиться ко времени, к чему-то историческому, неясному, непрочному, но очень важному. Миллениум же был подобен восходу солнца — хоть спи, хоть не спи, все равно произойдет.

Сложный механизм литературы работает чуть иначе; социальный заказ, рыночный спрос, идеологические конструкции. Но некоторые тенденции — те же. Желание прикоснуться к истории свойственно не только читателю, но и писателю, который хочет покрутить, поменять детальки местами.

Мы имеем хороший опыт — у нас уже были «Посмотри в глаза чудовищ» М. Успенского и А. Лазарчука, «Все, способные держать оружие» А. Лазарчука, у нас была школа Б. Штерна и хорошая основа из рассуждений братьев Стругацких. В восьмидесятые годы мы лишились пиетета по отношению к предмету, повторяя фразу о том, что наша держава — страна с непредсказуемым прошлым. Группа Фоменко окончательно разрушила доверие масс к понятию «достоверность».

Фантастика добила гидру исторического академизма окончательно. События отливаются в формы, подобные деталям конструктора «Лего».

В укатившемся году появился целый ворох книг того типа, что относится к «альтернативке» и криптоистории. Кирилл Еськов получил в 2001-м приз конвента «Зиланткон» за свое «Евангелие от Афрания», где по страницам римляне бегают с ретивостью федеральных войск, перемещающихся в Чечне, и где главная история христианства превратилась в игры патриотов. Мешаются спецслужбы римские, спецслужбы иудейские, политические интриги и рассказ главы госбезопасности Афрания о безвестном бродячем философе, которого зацепило военно-политическое колесо истории. История безжалостна и не сожалеет ни о чем, в отличие от людей, ее делающих.

В романе Г. Л. Олди «Богадельня» Спаситель не распят, а колесован. История пошла иначе: ко времени того Средневековья, что придумали Олди, наросло существенное расхождение. Герцог Фердинандо Кастильский, Гильдия Душегубов, новая Вавилонская башня, туда же Василий Буслаев — история лепится, как из пластилина, споро и по-новому.

Несомненно, среди тех, кто сформировал жанр исторической фантастики, надо упомянуть харьковского писателя Андрея Валентинова. Иногда кажется, что именно он его придумал и сформулировал правила, отличающие криптоисторию от альтернативной, и обе — от обычной. А под конец прошлого года появился и долго ожидавшийся роман другого харьковчанина, Александра Зорича, «Карл, герцог». Двухтомное описание жизни бургундского герцога Карла, прозванного Смелым, вполне включается в общую тенденцию подвернуть и подкрутить что-то в истории. В то время, когда происходит действие романа Зорича, — костер Жанны д’Арк давно потух, Столетняя война окончена, но продолжают двигаться армии, горят города, льется рекой игристое, а потом не хватает глотка воды; история течет своим чередом, мешая воду и вино, добавляя крови.

Современному читателю плевать на политическое объединение Франции, на Лигу общественного блага, на логику налогообложения и эволюцию производительных сил. Читатель получил прививку марксистской теории, и теперь ему приятнее смотреть на смешение струй — вина, крови и добавленной к ним спермы. Для него, читателя, орлеанская барышня — это переодетый Элемент V, разящий всех лазерным лучом.

О том и пишет Зорич — при соблюдении исторической канвы он начинает издеваться над обывателем, воспитанным на исторической прозе Дрюона.

Происходит смешение стиля: рядом с герцогом солдаты вдохновенно поют «Long way to Tipperery», на губах короля Людовика катается слово «фуфло», женщины дают, а не хранят цветок свой… Жизнь Карла пересказана цинично, даже название книжки пародирует известную могильную плиту. Это язык, которым университетские преподаватели говорят о веренице других герцогов и королей — Лысых, Жирных и Отважных — в курилке между лекциями.