Олег Овчинников - Нелепая смерть любимой девушки

В тот день, а точнее в ту ночь в «Голодной Утке» проводилась дискотека «пляжная вечеринка». Полы вокруг центральной стойки засыпали пятисантиметровым слоем песка. Ходить по нему было приятно. Звучала пуэрториканская музыка типа «Мальчик хочет в Тамбов», только в оригинале. Бармены, в основном негры и мулаты, сновали среди танцующих, разнося большие коробки с алкоголизированным лимонадом «Hooch». В рекламных целях его раздавали бесплатно. После второй бутылки ее потянуло танцевать на стойке. Там почти всех тянуло на ту или иную возвышенность. Потенциально центральная стойка смогла бы выдержать человек тридцать средней комплекции.

Я помог ей подняться. Хотя на стойке танцевали и парни, сам бы я ни за что не полез туда. Или я просто еще мало выпил? За разъяснениями пришлось обратиться в бар…

«Hooch» коварный напиток. Он имеет вкус лимонада. Он пьется с легкостью лимонада. О содержании в нем около четырех градусов алкоголя понимаешь только после пятой бутылки. Мы выпили по семь.

Я думаю, для нее это было многовато. Высота стойки была чуть меньше полутора метров. Ширина явно недостаточной…

Позвоночник очень важная, но, увы, хрупкая часть организма.

Мальчик больше не хотел в Тамбов…

6. Из всего русского рока она предпочитала панкрок. Это то ее и погубило…

Из всего русского рока она предпочитала панкрок. Особенно «Тайм-Аут». Она говорила, что «квачи такие забавные на концерте». Сам я не очень люблю «мотологическую» музыку, но вместе с ней готов пойти хоть на «Бахыт-Компот».

В тот день мы «открывали для себя» новую площадку «Крылья советуют». О ней еще мало кто знал, поэтому зал был заполнен меньше, чем наполовину. Квачи меня не разочаровали. Главным образом потому, что я никогда не был ими очарован. Пару раз за концерт меня влекло «в народ» круглая танцевальная площадка перед сценой была заполнена подпрыгивающими пьяными подростками. Я дотрагивался до ее руки так решительно я мог дотрагиваться только до руки и спрашивал:"Попрыгаем?" Она отрицательно качала головой.

К сцене ее потянуло в конце концерта, как раз перед финальной песней про Буратино. «Пойду разглядывать солистов,»сказала она…

Скорее всего это был акт протеста какого-нибудь истого фаната против скоропостижного окончания концерта. Обычно на таких концертах не продают в буфете пиво в стеклянных бутылках. Это был необычный день. Тело, подброшенное в воздух имеет склонность лететь по параболе…

Что крепче, стекло или кость? Об этом знал еще Штирлиц.

Можно сказать, что она любила «Тайм-Аут» до самой смерти…

7. Она была очень аккуратной девочкой. Это то ее и погубило…

Она была очень аккуратной девочкой. Беспорядок в любом проявлении в ее комнате, в моих мыслях раздражал ее.

В тот день она решила вымыть окна…

Скользкий подоконник, двенадцатый этаж все это вы уже слышали…

Кто-нибудь из вас хотел бы умереть так банально?

Уверен, она тоже не хотела…

Может, дадим ей еще один ша нс?

8. Она бы устояла на ногах, если бы не молния.

Непонятно откуда взявшаяся в этот безоблачный день шаровая молния беззвучно скользнула в оконный проем. Молния была слишком яркая, в воздухе слышалось потрескивание. Она инстинктивно отпрянула, ноги потеряли опору.

Она успела зацепиться пальцами левой руки за подоконник. Это нестабильное положение сохранялось недолго и стоило ей двух недавно наманикюренных ногтей.

Милиционер, проводивший задержние, не имел права стрелять на поражение. По крайней мере сразу. Первый выстрел был выпущен в воздух. Там в данный момент находилась она. Пуля тридцать второго калибра прочно засела в бедре.

Следующие четыре этажа почти без происшествий. Только небольшой клок волос на торцевой поверхности открытого окна.

Позвоночник сломался при ударе о перекладину для бельевых веревок на уровне второго этажа.

Земли коснулось уже мертвое тело.

Вы уже догадались, что прямо под окном проводились асфальтоукладочные работы?..

Кавычки закрылись медленно, с натужным скрипом…

9. То, что было между нами я называл любовью. Не знаю, любил ли я ее на самом деле. Или мне только очень хотелось любить ее. Или это из-за того, что мне очень шло любить ее. Я знаю только, что мне было хорошо рядом с ней. Иногда легко, иногда невыносимо, но, видимо, тоже по-своему хорошо. От нашего общения поочередно получали удовольствие то я, то мазохист, который живет внутри меня.

То, что было между нами она называла «грязными домогательствами», неизменно добавляя: «причем бесшансовыми.» Мне было очень приятно просто общаться с ней, бродить вечерами по темным московским улочкам и ярким освещенным проспектам, разговаривать. Не знаю, почему, но с приближением ночи у меня в голове возникал и все настойчивей утверждался образ кровати. Не знаю, почему, но у нее такого образа не возникало никогда. По крайней мере, когда я был рядом.