Александр Беляев - Небесный гость

Тюменев улыбается и от удовольствия потирает руки. Теперь звезда может вырывать у Земли часть океанской воды.

Тюменев проверяет, все ли в порядке — иллюминаторы, перископы, сложная оптика, позволяющая хорошо видеть, что делается за толстыми двойными стеклами гидростата, проверяет «видящие» зоны поверхности на оболочке гидростата — мельчайшие фотоэлементы, покрывающие сплошным поясом наружную стенку гидростата вокруг камеры наблюдения. Сильные прожекторы, вынесенные наружу, хорошо освещают картины подводного мира. Все в порядке. Прекрасно действуют и остроумные приспособления, предохраняющие наружные «фотоглаза» от наседания слизи, ракушек, «водяной пыли» живых и мертвых микроорганизмов.

Тюменев видел, как за стеной беспорядочно метались рыбы. Но старого астронома больше интересовало то, что делается на поверхности.

Через верхний перископ он увидел остров Гуам, хорошо освещенный звездой. Прилив быстро погружал остров в пучину океана. Океан мерно поднимался и опускался, и каждый последующий подъем был выше предыдущего. Шла последняя борьба сил притяжения — звезды и Земли. Вид неба и океана становился страшен. Маленькие красное и голубое солнца на ночном небе, соединяя свои лучи, освещали землю зловещим фиолетовым светом. Океан стонал, кряхтел, вздымаясь все выше и выше, как лошадь, которую резкими ударами поднимают на дыбы. Стихии воды и неба словно обезумели. Волны взбрасывались вверх на невероятную высоту, пробивая тучи. Друг за другом гонялись огромные циклоны. Обрывки туч гонялись за циклонами и друг за другом, соединялись, разрывались, разлетались, поднимались, падали, смешивались с волнами и пеной. Границы неба и земли стирались. Водяные массы вздымались, закручивались жгутом, как солнечные протуберанцы, и неизвестно было, падала ли верхушка этих водяных протуберанцев в океан или же уносилась в безвоздушное пространство.

Тюменев был захвачен этими страшными, но величественными картинами, которые напоминали ему описания первых дней земного шара.

— Изумительно! — ежеминутно восклицал он. — Если вообразить, что это не океан и воздух, а огненная стихия раскаленных газов, то мы получим первую картину того далекого времени, когда возле нашего солнца прошла неведомая звезда и вырвала с его поверхности огненные массы, из которых и образовались потом планеты.

— А вы ощущаете, какая легкость во всех членах? Звезда поднимает нас невидимыми силами, и мы теряем вас. Да, да. Сейчас я мог бы одной рукой поднять тебя, Архимед! — продолжал Тюменев говорить, не отрывая глаза от перископа и размахивая руками.

Когда волна заливала перископ, Тюменев волновался, нетерпеливо ожидая, когда видимость восстановится. Гидростат с наполненными воздухом камерами держался на поверхности бурного океана как поплавок.

— Ну, ну, нажми еще немного! — поощрял Тюменев звезду. — Еще одно усилие — и ты вырвешь из океана маленькую водяную планетку, подобно тому, как твоя сестра некогда вырвала из недр Солнца кусок его огненной материи. Нажми же еще немного, поднатужься.

Савича и Архимеда очень забавляло никогда не испытанное ощущение потери веса собственного тела. Они приподнимали друг друга, сдвигали вещи, подпрыгивали к потолку.

Во время этой возни они и не заметили, как в разноголосое пение аппаратов и машин ворвался новый звук — глухой шум.

— Что такое? Я больше ничего не вижу. В чем дело? Перископ испортился? — с волнением воскликнул Тюменев.

— Товарищ Савич, где включатель подводного прожектора? — спросил Архимед. — Ах, вот он. — Турцев повернул включатель.

Через две секунды стены стали «прозрачными», и путешественники увидели рыб, быстро проносящихся снизу вверх.

— Мы падаем! Опускаемся! — уже с ужасом воскликнул Тюменев. — Почему? Странно. Непонятно. Что произошло?

Савич уже понял и бросился к механизмам, управляющим наполнением и откачкой воды в балластных цистернах. Если гидростат начал погружаться, значит, балластные цистерны наполнились водой. Но каким образом? Быть может, за время возни он сам или Архимед задели ручку, а быть может, и звезда своим притяжением расстроила работу механизмов. Выяснять времени не было. Савич спешил освободить цистерны от воды, после чего гидростат должен был всплыть.

Потекли томительные секунды, которые решали судьбу экспедиции. С каждым метром погружения уменьшалась надежда на полет. Волнение Тюменева достигло высшей степени. Он тяжело дышал, побледневшее лицо покрылось потом. Если бы его тело не потеряло значительную часть своего веса, он не устоял бы на ногах. С широко раскрытыми глазами и тоской смотрел он на рыб, поднимающихся вверх, словно они уже летели на Звезду, в то время как он оставался пленником Земли.