Т Пьянкова - Память выдумки

Таисия ПЬЯНКОВА

ПАМЯТЬ ВЫДУМКИ

От земли Адом

до земли Эдем

черной бурею

пронеслась беда.

То Горыныч злой

прилетел грозой

до заступницы

земли Эдема,

обережницы

добродетели

до Югоны-свет

раскрасавицы...

* * *

Чудеса многолюдья сторонятся, потому случаются в основном с теми, кто одинок да склонен перебиваться в жизни выдумкой.

Мечта, ежели здравая, она все знает. Она ведь, до появления хозяина своего на свет, успевает облететь весь мир, все оглядеть и все запомнить.

Готовому-то человеку только представляется, будто бы он сам что-то измышляет. Нет-нет! Это ему в часы одиночества открывается память выдумки. То, о чем она ему повествует, где-то в мироздании уже случалось. Ну, а поскольку вселенная бесконечна своей повторяемостью, то любая человеческая мечта способна образоваться наглядно. Хотя исключительная, но возможная эта редкость и воспринимается людьми как чудо.

Яся Пичуга с матерью своей, шаловатой Устенькой, до деревни Большие Кулики, что стояла на яру таежной реки, вроде как со внешней стороны прилеплена была. Годов тому за десяток, как случиться описанной тут оказии, Ясина мать, убегши, по ее словам, от грозного супружника, закатилась с дочкою за Васюганские болота, да только привиться до местного народу не сумела, поскольку оказала себя такою гуленою, которую прикуй до ворот - со столбами унесет. Нечистый, похоже, на ней где-то целыми неделями скакал, принуждая кидать на произвол судьбы малолетнюю дочку.

Конешно, люди стали в открытую говорить, что никакого супружника у такой шалавы не было и быть не могло. Насчет же дочки?.. Так в жизненной суете своей Устенька вряд ли разглядела, от кого ее поймала. Потому, видать, и получилась Яся какой-то как недосиженной. Ежели она и представлялась на белом свете живою, то разве что одними только глазами.

Да уж. Глаза у нее были - две утренние звезды на чистом небе.

А все остальное? Посдергивай, казалось, лохмотья, в кои рядила дочку разгульная мать, ежели найдутся под ними голые косточки, то и слава богу. К тому же бедняга эта даже имечка своего настоящего произнести не могла настолько была заиката. Иной раз до посинения заходилась. Когда кому с расспросами выпадало довязаться, так не хуже было бы лютой пыткою девку пытать. Потому к ней никто лишний раз и не приставал. Потому и сама она старалась ни до кого не касаться.

- Божевольная!* - страдали за нее бабенки да шептались от нее в стороне: - А не всучена ли Устеньке нечистым духом мертвяка с чужими глазами?

_______________

* Б о ж е в о л ь н а я - глупая, уродливая.

Сносно заикатою выдыхалось одно только слово - "Я". Это "я" отдавалось ею с каким-то присвистом. Потому и стал народ называть ее Ясею.

Что там ни говорили о Ясе люди, а все жалели - не обижали. Разве что пацанье... Оно, поначалу, даже дразнилку придумало:

Яся, Яся, Яся, Ясь,

ты откелева взялась?

Не сталилась, не снеслась

с того свету поднялась...

Озорники - чего с них возьмешь? Дуракам закон не писан.

Жить шаловатая Устенька наладилась в мазанке недавно умершего бобыля Бореньки, невеликий двор которого сходился задами со двором большекуликинского санника - деда Корявы. Тот, с малков в подпасках бегаючи, все покрикивал на блукавых буренок - куды тя корява понесла?! Оттого на всю жизнь и остался Корявою, хотя, заусатившись, от гурта отошел и взялся гнуть полозья.

При нем, при Коряве, держался внук - Егорка, который с рождения светленьким, навроде седеньким, удался. За что и кликали его Серебрухою. Парнишка был вихревой, но жалостливый. Когда гулявая Устенька до Больших Куликов прибилась, ему годов двенадцать уже сравнялось. Лет на пяток опередил он в годах Ясю. Вот и взялся он опекать глазастую. Драться доводилось. А когда в ней проявилось умение узоры всякие выводить, то, радуясь тому, обещался:

- Плюй ты на чепуху ерундову. Подрастай скорейча. Я от деда как только полностью перейму ремесло, да как заделаюсь знатным санником шелков тебе накуплю, холста, бисеру. Знай красоту по узорам своим наводи...

Шить-вышивать Яся давно наровлялась, да только работа эта бабья привлекала ее постольку-поскольку. Больше тянулась она до изображения красками. Как минутку свободную выкроет, так и кидается неведомые цветы по стенам избы своей распускать, живые травы взращивать. К девичьим летам навострилась она столь отрадно красками владеть, что тот, кому выпадала переступить порог мазанки, оказывался как бы на лужайке посреди неведомого сада.