Григорий Панченко: Налево от солнца, направо от луны

* * *

где незнакомые люди, с полуслова понимая друг друга, поют дружно и слитно, как подобранный хор... Поют они, кстати, разделывая тела человеческих жертв, как мясные туши... Где каждый чертвертый день - праздник, и в такие дни все исполнены восторга и самой искренней доброжелательности друг к другу, забывая даже сословные, имущественные, кастовые различия... Особенно - в тот наивысший момент ликования, когда кровь очередной жертвы отдается богам... В мире, где создаются поэмы каменного зодчества и сложнейшие инженерные расчеты - в многоцветном декоре мозаики. В мире, где лекари-жрецы умеют исцелять людские тела много лучше, чем это будет под силу их европейским "коллегам" еще три века спустя - но гораздо чаще совсем иные манипуляции проделывают с телами человеческими. В мире, где нескончаемые ряды пленных тянутся к пирамидам, восходят на алтари венчающих их храмов - но сами пленные при этом обмениваются шутками не показной храбрости, а подлинного веселья: естественна для них такая судьба, не раз и сами они отправляли пленников к своим богам и вот теперь настало время им самим принят эту наивысшую почесть, достойную смелого воина, побежденного в сражении... Ты остаешься здесь. Во всяком случае - пока не найдешь некие доказательства, которые могли бы полностью убедить хотя бы тебя самого. Или разубедить. Ты остаешься здесь и будешь искать, не зная, что, кого, где и как искать. Не зная, стоит ли искать вообще. Но с ясным пониманием, что если искать все-таки стоит - то разыскиваемый наверняка сумел заручиться поддержкой верховной власти. Стоп! А это мысль. Власть - это кто? И - где? Это двор тлатоани Моктесумы. Не обязательно сам тлатоани, даже скорее всего не он сам: будущее показало (покажет!), что это не тот человек, на уверенную поддержку которого можно положиться. Но - кто-то из стоящих рядом. К счастью, все-таки еще недостаточно развита структура управления огромной империи, рядом с утонченной сложностью в ней присутствует почти первобытная простота. Следовательно - нет здесь пока что места для закулисных персонажей, действующих исподволь. Все ключевые фигуры - на виду. Это либо сами Правящие сверху (те из них, кто наделен умом и решительностью), либо, при отсутствии упомянутых качеств - их ближайшие помощники. Такие, например, как верховный советник Тлакаэлель - калоритнейшая фигура нескольких прошлых царствований... Кто теперь занимает его место? Не известно: молчат источники. Это, помимо прочего, и должен был выяснить хроноразведчик - Сальвадор Бойрель... Чтобы сделать здесь и сейчас нечто, по-настоящему масштабное, надо оказаться на самом верху. Верх же - ограничен и просматриваем насквозь, как последняя, наивысшая, ближайшая к богам площадка пирамиды-тескалли. Выигрывая в возможностях, теряешь в необнаружнности. Как раз додумывая эту мысль, ты споткнулся. Не в переносном, а самом прямом смысле: уже давно забывая смотреть под ноги.

* * *

Он споткнулся, чуть не упав. Так углубляться в собственные мысли - вещь, между прочим, не простительная! Черт ли, дьявол, хроноклазм, усталость, зрелище смерти терять контроль над обстановкой нельзя. Хорош, нечего сказать! Наклонился, потирая ушибленную ногу - и так и замер в полусогнутости. Нечто торчало в древесном стволе на уровне его голеней, поблескивая трехцветным оперением. Не совсем похоже на стрелу, но все-таки, видимо, стрела. Извлечь ее? Наконечник и треть черенка, обломившись, так и остались в дереве (изрядно вонзилась, однако!), но по уцелевшей части видно, что оружие это было куда толще, массивнее и короче обычного. А прилетела стрела... вон оттуда, пожалуй. Оттуда, где что-то краснеет между стеблями примятой травы. Это был круглый ацтецкий щит: поперечный спил бревна с нашлепкой сырого каучука по внешней стороне, призванной смягчать удары. Снаружи выкрашен в багрянец, на исподе - бел от выстилающего его слоя стеганной ваты, который тоже удары держать помогает. Щит лежит в кустарнике почти сразу за невысоким, но крутым валом. И по самому центру, там, где уместилась резиновая лепешка, он - не вал, разумеется, а щит - насквозь прободен четырехгранным отверстием. Интересно... Взобравшись на вал, человек осторожно выглянул через край его и тут же, не таясь, поднялся во весь рост. Площадка перед ним была пуста. Выглядела она так, будто стадо бизонов (которые здесь не водятся) весь день билась на ней со стаей ягуаров (которые не ходят стаями). Конечно, все проще: здесь, по-видимому, тренировались тельпочкалли - выпускники воинской школы. Много таких школ внутри стен города и много при них боевых площадок - хотя и не только воинскому ремеслу в этих школах учат. Но воинскому -в первую очередь. Потому специально вокруг школ оставлены, а то и вновь насажены участки леса с плетением лиан, насыпаны валы, изображающие то горный склон, то крепостную стену. И видны на валах столбы с укрепленными щитами. Мишени. Один столб пуст. Не нашли сбитую мишень или не захотели искать - беспечны ацтеки, как подростки, веселы и отчаянны, как подростки, жестоки, как подростки же... Подросток - цивилизация. И не повзрослеть ей, не вырасти: уже ступил на мексиканскую землю Белый Зверь, смелый без отчаянности, жестокий не от дикости, впитавший мудрость и злобу десятка веков. ...Вот здесь, кажется, мерялись силами в ближней схватке умельцы рукопашного боя, сходясь стена на стену в диковинном танце-сражении. В стороне - конусы из тростника: цель для пращников и копьеметателей. А вот стрелкам из лука вроде бы больше негде располагаться, кроме как вон на той полосе возле самого края. Да, негде. Только там. Получается, что... Получается, что пролетев через всю площадку, стрела прошла сквозь щит, как сквозь яичную скорлупу и, сорвав его, швырнула со столба по дуге за вал. Всего ей лета было отпущено шагов с полтысячи, причем треть этого расстояния (от столба до того места, где она выставила пернатый хвост поперек тропинки) она преодолела уже после того, как изрядная часть ее силы была истрачена на пробивание щита - а перед такими щитами и пули испанских мушкетов иной раз пасовали... вернее - будут пасовать. И силы этой осталось еще достаточно, чтобы глубоко пронзить древесный ствол так, что даже извлечь стрелу не удалось, не обломав наконечник. Многовато. Страшно могуч был лучник, неимоверно могуч. Только вот нет здесь таких лучников, да и лук соответствующий не сумеют сделать. Значит, один сделали. Специально для стрелка - богатыря. На двадцать пять - тридцать миллионов населения может отыскаться феноменальный стрелок? Может. Недолго уж народ Анагуак по десяткам миллионов считать. Скоро, совсем скоро даже на немногие миллионы счет слишком щедрым будет. Сейчас не время предаваться таким рассуждениям. Равно как и не время, пожалуй, оуенивать искусство здешних лучников. Хотя... Нет, не время. (Какая-то зацепка все же осталась в сознании, он не отгонял ее, но и не концентрировался. В должный момент, когда добавится информация или прийдет осмысление, он вспомнит и расшифрует ее, зацепку эту.) - Что, нравится тебе ацтецкая игрушка? Вопрос застал его врасплох, он чуть не прянул в сторону - и только тут огляделся. Оказывается, за это время он далеко отошел от тренировочной площадки и находился теперь на прежней тропе, примерно в том месте, где из дерева торчала стрела... уже не торчит - она у него в руках. Хороша "зацепка", которая, выходит, поглотила весь обьем внимания! И снова: хорош ты, спасатель, ничего не скажешь - хорош... Не спасатель - рейдер. Рейдер... Вот и вернулось это слово. И слово, и понятие. (Хоть сейчас-то в отвлеченные рассуждения не вдавайся!! Если уж ты рейдер, если ты в рейде сейчас, а не в спасательной операции - двойная ответственность на тебе, двойная угроза над тобой нависает) - Нравится тебе она, юный? Рейдеру было тридцать лет, на столько он и выглядел, несмотря на "индейский" биогрим. Юность весьма относительная с любой точки зрения, с точки же зрения жителя средневековой Мексики - тем более. Но тот, кто задал вопрос, имел право так назвать его. ...С таких греки ваяли эталон Благородной Старости. Седые волосы до плеч, скульптурной лепки лицо - мощью и мудростью дышат его черты, такая же мощь и скупая мудрость движений сквозит в рельефе мраморных мышц под бронзовой кожей. (Ацтецкая игрушка"... Пожалуй, не вполне уместное название для боевой стрелы. Но важнее то, что сами себе ацтеки ацтеками не зовут, самоназвание их - теночки, откуда и Теночтитлан. Ацтек,- слово вполне "правильное", оно встречается в древних ацтецких - теночских! - летописях, но сейчас - это как негра ниггером назвать). - Кто ты, древний? - Я - циу - сидящий рядом с тропой старик демонстративно шевелнул рогатым посохом, который держал в руке. (Но ничего не было на дереве посоха, ни рисунка, ни резьбы, что могло бы служить племенным знаком, понятным без слов). - А я - из города Тласкалы, торговец. - Я так и понял, что ты из Тласкалы, но не торговец ты, юный, не товар ты продавать сюда прибыл. Не тревожся: я - последний, кто станет об этом доносить. (И вновь он качнул посох, а потом уместил его поперек плаща-накидки, прикрывавшего его тело от пояса вниз). - Что еще скажешь, древний? - Скажу, что вы, тласкаландцы, как ящерицы: вам уже в который раз обрывают хвост, вы отращиваете его заново - вот уже сами готовы хвосты обрывать. А мы - кузнечики. - Кузнечики? (Или это очередное самоназвание, имеющее давнюю символику? Нет, не самоназвание... Это - смысл!) - Да, кузнечики, прыгуны травяные, со сроком жизни от одного сезона дождей до другого. Жертва ловцу у нас - не хвост, а ноги скачущие, но нет у нас запаса плоти и срока жизни ящеречного, многолетнего. Отбросив ногу, чтобы спасти жизнь, уже не имеем мы сил ее восстановить, так и живем хромоножками. Но все-таки спрячь то, что держишь в руке, ящерица, а то ты можешь отнюдь не хвоста лишиться, если тебя увидят люди Шокойоцина. - Чьи люди? - Тлакаэлель Шокойоцин. Не притворяйся глупее, чем ты есть, ящерица. Это имя тебе ведомо, иначе не был бы ты здесь. Неужели ты все-таки меня боишься? И - в третий раз качнулся посох, вновь становясь вертикально. - Спрячь это, спрячь, ящерица. Может быть, ты и сумеешь отгрызть кое-кому хвост, от головы начиная. Быть может, я даже успею увидеть это... Прощай, юный. Уместив развилину посоха у себя под мышкой, старик резко встал, перекинул за спину зеленый плащ, дотоле лежащий у него на коленях и побрел в сторону уличного шума, тяжело на посох опираясь. Рейдер в оцепенении проводил его взглядом. Лишь теперь он заметил, что старик одноногий - левой ноги у него не было по пах.