Ольга Онойко - Ррит Тираи

Н’йирра выпустил детей, направил их к ручью, подталкивая в спины, велел вслух: «Пойдите, пойдите умойтесь, иначе ваши матери вас не узнают». Сам он развернулся и зашагал туда, куда вело его чутьё — в поле за речной излучиной.

По пути он разобрался в ощущениях и разделил их, как учёный разделяет объекты по таксонам. В действительности Н’йирра ничего не чуял, то есть — не воспринял никаких новых запахов. Странное чувство относилось к плотности воздуха, словно бы к самой структуре пространства. Будто нечто дрогнуло рядом. Впору сравнить с землетрясением, если бы воздух мог сотрястись сам по себе, вследствие движения незримых, неощутимых внутренних пластов… Летательный аппарат? Н’йирра допустил эту мысль, хотя гипотеза выглядела нелепой. Если о них наконец вспомнили, то сначала должны были восстановить связь, и уж потом — лететь в такую глушь, какой была Тираи. Возможно, это был чужой, не человеческий корабль? В любом случае он бы испускал запахи.

А запахов Н’йирра не чуял.

До самого последнего вдоха не чуял. И когда обогнул рощицу, выйдя на поле, когда собственными глазами увидел до боли знакомый силуэт ай’аххара — нос его всё ещё ничего не говорил ему. На какой-то неуловимый миг Н’йирре почудилось, что разум ему изменил, и он видит призрак. В самом деле, он столько мечтал о возвращении, и вот — вестник Отчизны перед ним. Благородный ай’аххар, звёздный странник, совершенный во всех своих элементах. О, дивные очертания, что не менялись тысячи лет! Корабль-песня, корабль-легенда. Радуйтесь, сердца старого Н’йирры, забудь, Н’йирра, о том, чем должен пахнуть звездолёт, едва приземлившийся…

Если он иллюзорный — почему приминает травы? Если настоящий — почему пахнет холодом и покоем?

Н’йирра не стал размышлять дальше. Он просто выпрямился, позволив системам корабля увидеть себя, и стал ждать. Ждал он недолго.

Ай’аххар выпустил трап, и по трапу сошли двое.

2.

— Р’йенра, — сказал К’хирилл, — летим со мной.

Когти Р’йенры остановились над металлической, изготовленной специально для людей клавиатурой. Он обернулся через плечо, потом повернулся вместе с креслом. Хманк стоял в дверях. Он выглядел так же, как обычно — тонкий и бледный, будто стебель, выросший в темноте. Бесстрастный и абсолютно уверенный.

— Куда? — только и спросил Р’йенра.

— Сейчас самое лучшее время, — объяснил певчий непоследовательно, повинуясь собственной извилистой, тайной логике. — И ещё неделю будет лучшее, а потом начнёт становиться хуже. Через год будет уже поздно.

Р’йенра давно привык к такому. Он улыбнулся новой странности К’хирилла.

— Я верю, — терпеливо напомнил он. — Но я хочу, чтобы ты объяснил.

Полупрозрачное лицо певчего сделалось удивлённым.

— Что?

Р’йенра засмеялся. Встал, подошёл вплотную, положил руку на холодное слабое плечо.

— К’хириш, — сказал он покровительственно, — всё с самого начала. Что ты услышал, что ты спел, а если не ты, то кто; куда надо лететь, зачем, к чему это должно привести. Только ты слышишь эту песню, ты один, помнишь?

К’хирилл заморгал и напрягся. Сейчас наставала самая важная минута: певчий хманк выныривал из своих внутренних бездн. Ему требовалась поддержка. Р’йенра взял друга за руки и усадил в кресло, ещё хранившее тепло его тела, а сам присел на пол перед ним и заглянул в глаза певчего снизу вверх. К’хирилл повиновался как кукла. Он тихо просидел с полминуты, держась за Р’йенру, потом лицо его ожило. Р’йенра начал ждать разъяснений, но вместо этого хманк тяжело задумался, хмурясь. Р’йенра забеспокоился о нём. Возможно, К’хириш ещё не вынырнул до конца. Если это так, если ему действительно становится всё труднее и труднее возвращаться к обычной реальности, то это очень плохой путь, и в конце его ожидает совсем плохое.

Но К’хириш встрепенулся и сказал:

— Мне трудно это тебе сказать. Не потому, что мне, а потому, что тебе.

— Уже что-то, — кивнул Р’йенра. — Эта песня как-то связана с моей расой?

— Напрямую, — К’хириш снова напрягся, так болезненно, судорожно, что Р’йенре стало его жалко. — Это о вас.

Сказать по чести, сейчас Р’йенру больше беспокоило состояние К’хириша, чем тайны, которые ему открылись. Тайны явят себя в свой срок, а вот срок жизни, отпущенный певчему хманку, может вдруг сократиться во много раз.

— Я надеюсь, ты будешь рад, — сказал певчий и странно прибавил: — В конце.

— Ты хуже анкайи, — сказал Р’йенра и заставил себя улыбнуться. — Как мы полетим?