Ольга Онойко - Ррит Тираи

Теперь всё зависело от Р’йенры.

Он закрыл глаза.

— Скажи ты.

То был голос Н’йирры. Р’йенра вскинулся. Величественный старик сидел, опустив голову, и раззолоченные косы лежали на его груди. Слова М’рхайры и ему не пришлись по вкусу, но он, несомненно, давал гостям второй шанс. Против всяких ожиданий Р’йенра ощутил в его запахе поддержку и ободрение. Он облизнул пересохшие губы: никак не думал найти в совете союзника…

И он сказал, обращаясь к Н’йирре и глядя только на него, сказал очень медленно, тщательно следя за произношением, пытаясь представить, как выговорил бы эти слова человек, не знавший ни Второй, ни Первой войны:

— Этот хманк — мой друг. Я так выбрал. Я буду драться с теми, кто придёт его убивать.

Зелёные кроны волновались, окутанные туманом; ветер уносил его клочья, но не мог рассеять бескрайний его океан. Водяная пыль висела в воздухе, бросалась в лицо, отягощала волосы, и холодные капли сбегали с них на спину и плечи. Запахи были прекрасны. Омытая дождём Тираи благоухала. В воздухе сплетались ароматы влажной почвы, свежей воды, озона, растительных соков и цветочного нектара, и пьянящую эту смесь оттенял едва уловимый запах влажной шерсти мелких зверьков.

Р’йенра вновь подумал, что Тираи похожа на Хманкан. В прежние времена хманки непременно заявили бы на неё свои права. Но сейчас их слишком мало, да и волнуют их другие вещи — не стяжание богатств, не охота за новыми территориями. К’хирилл несколько раз пытался объяснить Р’йенре, как хманки мыслят теперь, но Р’йенра не сумел понять его. «Да, — подумал он, — таковы они, хманки. Люди успели изучить хманков, какими они были раньше. Теперь мы не повторили бы прошлых ошибок. Но хманки успели измениться, и вот — нас вновь ждут попытки понять их. И это будет сложнее, чем прежде…»

Вчетвером они шли через луг, ориентируясь только по запаху. Очертания ай’аххара даже не угадывались в пелене тумана, но его громада рассекала сплетение воздушных потоков, а мокрая обшивка распространяла слабый собственный аромат, который легко отслеживался, потому что был отчётливо чуждым зелёному миру… Вчетвером они шли: Р’йенра, М’рхайра, Л’йарса и Н’йирра.

Р’йенра выделил в море запахов запах златокосого старика и вновь ощутил прилив безмерной благодарности — как тогда, на допросе в родовом доме Ацарши. Давая ей окончательный ответ, Р’йенра понимал, что тот будет встречен презрением и насмешками: мальчишка без единого знака доблести, жертва вырождения, не умеющий даже охотиться толком, — и намерен драться с испытанными воинами? Урши и Сатарши переглянулись и скривились, М’йарга рассмеялся, Л’йарса отвёл лицо с таким видом, будто учуял зловоние.

Великие старейшины отреагировали иначе.

Ацарши ничего не сказала, но выглядела довольной. Из её облика ушла угроза. А зелёные глаза Н’йирры приветливо блеснули. Он улыбнулся Р’йенре, и запах его выразил, что старый воин, живой герой древности признаёт и принимает юнца. Он считает его достойным. У Р’йенры голова закружилась от невыносимого, на удушье похожего облегчения.

Н’йирра заговорил тогда. Слова его изрядно удивили и встревожили младших членов совета.

— Это хорошо, — сказал он. — Я возражу Ацарши. Я скажу, что хманка не надо убивать. Я хочу посмотреть на него. Достаточно ли смел твой друг, Р’йенра, чтобы взглянуть мне в лицо?

— Да, — ответил Р’йенра; тут нужно было использовать какой-то специальный фразовый оборот, но Р’йенра не нашёл сил его вспоминать. — Я… Будет по твоей воле, великий старейшина.

Он поклонился. И, выпрямившись, увидел, как Ацарши смотрит на Н’йирру: долгим, печальным и светлым взглядом, с бесконечной любовью.

«Они как Ц’йирхта и Сеайши», — думал Р’йенра, идя сквозь дождевую завесу. Он не так уж много знал о мифах и легендах Кадары. Многие были потеряны, от многих остались только упоминания, но эта история уцелела… Древняя семья состояла из матери-старейшины, её младших сестёр, их дочерей и десятков их мужей, многие из которых считались общими. Лишь изредка мужчину и женщину соединяла столь глубокая дружба, что их союз становился похожим на традиционный воинский брак «парных лезвий». Но, хотя в жизни это было скорее исключение, нежели правило, мифы говорили, что вождь мужских богов Ймерх Ц’йирхта неразлучен со своей подругой Сеайши. Р’йенра мысленно перевёл их имена на лучэн; получилось: Великий Хищник и Прекрасная Смерть.

Он хотел бы сказать об этом Н’йирре, но побоялся, что выйдет дерзость, и не стал.