Грег Бир - Бессмертие (Часть 1)

Галактики гибнут, но дают Финальному Разуму энергию, необходимую для его целей.

В висках пульсировала боль, желудок бунтовал. Ланье со стоном наклонился вперед, опустив лицо на колени. Корженовский положил ему на плечо ладонь и шепнул:

- Сочувствую.

Ланье посмотрел на Мирского. Тот отпустил проектор.

-Кто же ты, черт возьми? - слабым голосом спросил Ланье.

Будто не услышав его вопроса, русский произнес:

- Необходимо открыть Путь и начать его уничтожение с этого конца. В противном случае мы предадим наших детей, живущих на краю времен. Для них Путь все равно что комок шерсти в коровьем желудке. Помеха. Мы должны им помочь.

ГЕЯ

На склоне четвертого дня пребывания в Александрейе, после нескольких часов изнурительного блуждания по лабиринту учебных корпусов и разбросанных по всем концам Мусейона классов, Рита одиноко сидела у себя в комнате и переваривала непривычные и даже противные на вкус яства, что подавались в тесной женской трапезной.

Она погрузилась в уныние и острую тоску по дому, да и что еще оставалось? Только поплакать. Но минут через десять, не больше, она взяла себя в руки. Села на жесткий топчан и предалась угрюмым раздумьям о своем положении.

От Клеопатры все еще ни слова. И с механикосом Деметриосом, назначенным Рите в дидаскалосы, она еще не встретилась. В редких случаях Яллос давала действительно полезные советы и сведения: например, сказала, что в ближайшую неделю ей необходимо встретиться с дидаскалосом, иначе можно попасть в неуспевающие. Но как же быть, если еще на Родосе за неделю до отплытия она узнала, что зачислена в группу Деметриоса, а тут, посетив мрачное, неряшливое древнее здание в западном секторе территории Мусейона, услышала от ассистента язвительное: "Он на Крите, на конференции. Где-нибудь через месяц вернется".

Еще тяжелее, чем унижение, она переживала чувство потери и отчужденности. Никто ее здесь не знал и, похоже, совершенно ею не интересовался. Женщины при ней держались с оскорбительным равнодушием. Только Яллос - Этакая наивная душа нараспашку - навязывалась помогать и даже сама себя назначила неофициальным наставником Риты, за что та ее вскоре возненавидела.

Для жилиц ветшающего общежития Рита была дикой и неотесанной "девчонкой-островитянкой", хуже того, она была из известной семьи. И хотя Мусейон явно не стремился осыпать ее привилегиями, общественное положение Риты для всех оставалось загадкой. Что и сделало ее отличной мишенью для пренебрежительных выпадов. Немало сплетен она услышала своими ушами, вплоть до самых нелепых домыслов; случалось уловить и шепоток, что-де еще на острове кельт стал ее любовником. Завидуют, наверное, успокаивала себя Рита.

Моря она не видела с той минуты, как покинула пристань Великой гавани. Она скучала по Родосу, по штормовому ржанию вздыбленной волны, по пыльной зелени оливковых рощ, по головокружительному хороводу неповторимых облаков в лазури небосвода. А больше всего ей недоставало родосцев - обыкновенных людей, чья жизнь, как говорят на острове, ползет вместе с часовой стрелкой.

Почти в любое время, даже на заре или в вечерних сумерках, на песчано-каменистых берегах Родоса можно увидеть стайки носящихся друг за другом подростков. Они черны от загара, и на них почти ничего нет, только что-нибудь из исподнего или набедренные повязки. Большинство из них авароалтайцы с юга острова или из трущоб заселенного беженцами Линдоса. Они низкорослы, круглоголовы и раскосы; с их уст непрерывно слетает брань. Смуглые руки не ведают покоя: то швыряются песком, то в заводях поднимают гарпунами брызги, то с самодельными металлоискателями охотятся за потерянными монетами и обломками кораблекрушений. Девчонкой она тайком убегала с занятий на пляж, чтобы порезвиться и поучиться их ругательствам и жизнерадостным кличам, таким музыкальным и одновременно грубым, таким непривычным для греческого уха. Мать Риты называла их "варварами" - это старое слово теперь звучало редко, но, по утверждению Береники, варварами было большинство граждан Ойкумены.

Вздохнув, Рита потерла кулаками глаза, взяла одну из Вещей, бабушкин электронный Тевкос, выбрала блок памяти и начала читать содержание, но спохватилась, погасила экран, осмотрела хлипкую дверь и решила ее забаррикадировать единственным плетеным креслом. За все прожитые здесь дни она ни разу не посмела включить музыкальный кубик - это могло вызвать в лучшем случае недоумение соседок, а в худшем - катастрофу, если бы библиофилакс конфисковал Вещи, а ее обвинил в самых немыслимых грехах. Рита ненавидела этот чужой, холодный Мусейон с его кланами и древним запутанным лабиринтом строений. Ей было не по себе среди искушенных в городской жизни студентов, понаехавших сюда со всей Геи: молодых неокархедонских щеголей в удивительных кожаных костюмах с бахромой (в подражание туземцам, которых столетие назад покорили их предки) и иных детей заклятых врагов Ойкумены. Какие курбеты дипломатии позволили им просочиться в Александрейю? Рите встречались даже люди в сорочках и кожаных юбках латинских племен.