Пол Андерсон: Пегий гиппогриф

Этот кусок был больше других. Гиппогриф раскусил его пополам. Когда он опустил голову, чтобы подобрать остаток, Джонни вскочил, раскручивая свое лассо. Петля охватила пегую шею. Секунду животное было слишком ошеломлено, чтобы что-либо предпринимать, а потом Джонни был уже на его спине, крепко вцепившись в веревку.

Гиппогриф взвился в воздух. Джонни сжимал коленками напрягшиеся мышцы. Крылья хлестали его по ногам и ветер бил в лицо. Мир накренился, они устремились вниз.

Далекие нагромождения земли дико закружились, и мальчику показалось, что он падает вверх, мимо солнца, которое внезапно засияло под когтями гиппогрифа. Джонни с трудом просунул колени под основания мерно работавших крыльев и погрузил пятки в жесткую шерсть. Ветер перехватил ему дыхание и он сжал зубы.

Когда вселенная вернулась на свое место, Джонни снова смог втянуть воздух в легкие. Потом они опять спикировали. Ветер забирался под рубашку. Мальчик поглядел вниз один раз и после этого старался не сводить глаз с перьев гривы.

Толчок бросил его на спину. Джонни вцепился в веревку скользкими от пота пальцами. Крылья пропустили удар и гиппогриф потряс головой, когда петля на миг перехватила ему глотку. Зверь попытался взлететь круто вверх, сорвался и начал скользить вниз, раскинув напряженные крылья. Джонни чувствовал, как напрягались под ним могучие мышцы, когда гиппогриф выгибал спину, чтобы выпрямиться рывком, лягая воздух. Сила удара заставила Джонни ослабить хватку. Дрожа от усталости, он намотал веревку на запястье и прижался лбом к побелевшим костяшкам пальцев. Еще рывок и еще… Джонни висел на веревке.

Натруженные крылья перемалывали воздух. Гиппогриф снова выровнялся. Веревка ослабла и Джонни слышал его судорожные вдохи. Солнце опять жарко светило на мальчика и по его виску сползла капля пота. Кожа под ней начала зудеть. Он освободил одну руку, чтобы почесаться. Новый рывок опрокинул его на спину гиппогрифа и заставил поспешно сжать пальцы. Зуд продолжался, теперь уже в нескольких местах, доводя его чуть не до крика. Но свое лассо он больше отпускать не осмеливался. Джонни потерся лицом о жесткую волосяную веревку. Облегчение было таким, как будто он завоевал мир.

Теперь гиппогриф скользил по ровной спирали восходящего потока, которая несла его вверх, не требуя ни малейших усилий. К следующему пике Джонни был уже готов и сам откидывался на спину своего «коня», когда гиппогриф выгибал шею, пытаясь освободиться от веревки на горле. Наполовину задохнувшийся, он снова заскользил, и Джонни дал ему возможность вдохнуть.

Они приземлились на одном из островков. Гиппогриф, дрожа, свесил голову и распустил крылья. Джонни достал из мешка еще один кусок сот и бросил его на землю, рядом с мордой гиппогрифа. Пока тот ел, мальчик гладил его, приговаривая ласковые слова. Когда Джонни слез, гиппогриф взял соты из его руки. Мальчик погладил его по шее, вдыхая свежий теплый запах перьев, и громко рассмеялся, когда зверь шумно обнюхал его затылок.

Связав из веревки нечто вроде недоуздка, Джонни снова оседлал гиппогрифа и направил его к озерку, лежавшему под холодным душем гремящего водопада. Он позаботился, чтобы зверь не пил слишком много. Когда мальчик съел пару яблок, гиппогриф подобрал огрызки.

Потом они отправились к одному из дрейфующих островов и Джонни позволил своему скакуну попастись. Сам он оставался рядом, пальцами расчесывая мягкие султаны его гривы и изучая копыта на задних и серповидные когти на передних ногах животного. Он видел, как гладкие перья на передней части тела становятся короче и тоньше, плавно переходя в густую шерсть на другой половине. Голову гиппогрифа тоже покрывали тончайшие перья.

Остров скользил все дальше и дальше от края мира и Джонни следил, как водопад уменьшается вдали и в конце концов исчезает. Потом мальчик заснул.

Проснулся он от вечерней прохлады. Закатное солнце стояло уже ниже его острова. Запах перьев еще был в его ладонях. Джонни огляделся в поисках гиппогрифа и увидел его обнюхивающим рюкзак.

Когда тот заметил его движение, то подскакал с видом нетерпеливого ожидания. Джонни обнял его могучую мускулистую шею и прижался лицом к теплым перьям, растерянно ощущая, как на глазах его выступили неожиданные слезы.

— Добрый старый Пегаш, — сказал он и поднял рюкзак. Он разделил последний кусок сот с гиппогрифом и задумчиво смотрел на опускающееся солнце. Облака краснели.