Алексей Биргер - Стеклодув

Она заплакала.

- Глупости, - сказал я. - Повторяю, ты ничего не могла сделать. Хорошо уже то, что мой шар тебя спас. Вот это самое главное.

Я протянул руку и осторожно, робко и неуклюже, погладил Ирку по спине.

- Прости... - она всхлипнула в последний раз, заставляя себя собраться. - Действительно, не стоило в такой день, не стоило отравлять его тебе моими рассказами, но мне теперь стало намного легче.

- Ничего ты не отравила, - сказал я. - И выговориться тебе очень даже стоило, чтобы камень с души упал. И я рад, нет, я просто счастлив, что ты выговорилась не кому-нибудь, а мне.

Ирка постаралась улыбнуться, потом поглядела на солнце, за время нашего разговора прошедшее по небу порядочный путь.

- Времени, наверно, уже много. Как бы родители не начали волноваться. Пошли.

И мы пошли через лесок назад. За то время, пока мы брели по зеленым полянам, по усыпанной длинными сухими иголками сосен, по золотой как будто, земле, Ирка вполне пришла в себя.

Мы отсутствовали часа два с половиной, обычное время для прогулки по лесу и сбора земляники (мы все-таки собрали довольно прилично, литр на двоих), и, естественно, Иркины родители не подумали волноваться. Они были заняты с рыбой, и к нашему возвращению слегка дымился отставленный на горячие камни возле костра котелок с водой, который ждал только, когда в него отправятся раки. В другом котелке побулькивала уха, и, чуть в стороне, над импровизированной коптильней на ольховых листьях, коптились угри.

Какое чудо, вот так сидеть над озером, и есть попахивающую дымком уху, и потом разбираться со свежесваренными, красными раками (эти раки потом появились в одной из моих работ, и угри тоже, их обтекаемые формы удивительно удачно перевелись в цветное стекло, когда я делал набор для рыбных блюд. К тому же мне удалось добиться естественной окраски; три рака держали чашу огнеупорного стекла, они были полупрозрачными и свет терялся где-то в их глубине, а угорь обвивал по краю выпуклую крышку чаши, потом изгибался и голова его оказывалась в самом центре крышки, становясь очень удобной ручкой), уплетать свежих-свежих, горячих еще угрей на белом пышном хлебе, а потом, после короткого отдыха и купания, пить чай с собранной нами земляникой. День казался бесконечным, а пролетел незаметно, и мы стали собираться домой.

Помыв в реке всю посуду и аккуратно ее сложив, мы погрузились в лодку.

Мы были на середине озера, когда небо внезапно потемнело, облака, свинцовые, серые и почти черные, с фиолетовым отливом, стали громоздиться друг на друга и опускаться все ниже к земле. Подул ветер, крепчавший с каждой секундой, и громыхнуло где-то вдали, в той стороне, откуда мы плыли, упали первые крупные капли дождя.

- Дамы, укройтесь клеенкой! - скомандовал Иркин папа. - Сейчас такое будет! А ты, Сергей, перебирайся ко мне, будем грести в четыре руки.

Я перебрался к нему, взялся обеими руками за одно из весел, и мы рванули, стараясь двигать веслами в такт. По воде бежала хмурая рябь, быстро превращавшаяся в крупные волны, на гребнях которых и пена появилась, а потом ливень обрушился такой плотной стеной, что мы практически ослепли, и лодку закачало. Мое весло при каждом втором гребке стало проскальзывать по воздуху, вместо того, чтобы погружаться в воду.

- Ровнее греби... - почти прохрипел Иркин папа. - Ровнее и спокойней!

Я стиснул зубы - и греб, и греб, и греб. Я видел то борт лодки с уключиной, по которому барабанили крупные и прозрачные капли, и хмурую, до истерики взволнованную воду под бортом, то, когда выпрямлялся, сплошные потоки с неба, Ирку и ее маму, укрытых большой клеенкой и на их фоне темно-зеленую полоску берега. Ставшая под ливнем на удивление яркой красная крыша лодочной станции и потертый причал, намокнув заиграли всеми красками, и все лодки и водные велосипеды - красные, синие, зеленые, желтые - тоже сделались поразительно чистыми по цвету... Я греб - и восхищался тем, что видел, и уже мысль вертелась в голове, что вот эти крупные капли, стекающие по борту лодки или лупцующие по взволнованной воде, эта чистота красок, все это, перевоплотясь в стекле, может дать совершенно новую красоту поверхностей, совершенно новые и потрясающие эффекты. Что, если сделать вазу, чтобы пузырьки воздуха, спрятанные в стенках, смотрелись крупными каплями дождя. И другие варианты приходили на ум. Я ни секунду не подумал о том, что мы можем перевернуться и утонуть, хотя зрелище было грозное и устрашающее. Нет, мечтая о том, каким замечательным стеклом могут стать эти грозовые оттенки, и одновременно с этим окончательно войдя в ритм гребли, я почувствовал себя словно слившимся с этим мрачным величием, с этой бурей...