Андрей Печенежский - Безмолвие

Андрей ПЕЧЕНЕЖСКИЙ

БЕЗМОЛВИЕ

Их набирали в детских приютах, из числа малолеток, которые наверняка не имеют родителей (не имели родителей - так это называлось, хотя кто-то ведь привел нас в эту жизнь, в самый крайний, самый узкий ее коридор коридор одиночества, где раньше всего остального мы изведали тупики холодных застенков, призрачное освещение и улыбку ближнего, внезапную и восхитительную, как падение звезды).

Набором занимались люди большого опыта и весьма тщательные в деле. В отлично оборудованных кабинетах специалисты ощупывали, взвешивали, казалось, каждую клетку организма дитяти, определяя, что - при должном уходе и воспитании, - столько-то лет спустя может получиться из этого мяса, костей, из этого мозга. В довершение процедуры сам наборщик заглядывал уже избранным в зубы, как это делалось всегда на конных заводах. И говорил, (он говорил нам: подтянитесь, красавцы, (красотки), отныне для вас начинается настоящая жизнь: вы забудете нужду и притеснения, проблемы, удушающие наш дряхлый мирок, не коснутся вас ни с какой стороны; молодость, здоровье, сила и уверенность поступка станут главным вашим достоянием на долгие годы... или кто-то из вас не желает пристать к Когорте Безмолвных?) - новобранцы отвечали благодарным безмолвием, уже тогда пробуя вкусить эту благость.

Под охраной их увозили в заповедные места, и у стен питомников голоса большого мира немели, как бездомные калеки на приступках величественного храма. Там было вдоволь чистого воздуха и зеленых трав, певчие птицы порхали на райских полянах, выманивая из непролазной чащобы клыкастых хищников; там вольно плескались мелкие и глубокие водоемы, и хотелось испытать выносливость собственного тела на теле отвесной скалы. День за днем физические упражнения превращали тонконогих юнцов в образцовых атлетов; завидная упругость, безотказность мышц подчинялись строго определенной мысли. Теоретический рацион воспитанников состоял из точных наук, - это могло пригодиться в будущем; история же человечества и его культурное наследие отметались вчистую. Препятствие, верный расчет превосходства над ним и само превосходство - вот что мерещилось воспитанникам всякий час их молодой, здоровой и обеспеченной жизни; и грядущие испытания не страшили избранных, как не отпугивает гордого тура узость карниза над пропастью. Вторым божеством, которому они поклонялись (мы носили в себе эту заповедь искренне и ревностно, находя в ней стержень победного удовольствия и пульс вселенского бытия, - это была Заповедь Безмолвия, что люди, давшие нам силу и уверенность, потребуют от нас в решительную минуту). Безмолвие похлеще умельца-наставника учило парней письменам едва уловимых шорохов, когда в зачетных походах одна уготовленная опасность сменялась другой; оно выхолащивало соразмерный, мумиеподобный дух молодых женщин, продолжательниц рода Когорты, когда они разлучались со своими детьми еще в залах родильного заведения. Безмолвие плодило перевертышей одиночества и постепенно выстраивало из них крепость исключительной независимости. Избранные покорились Безмолвию (мы покорились Безмолвию и полюбили его; а время превосходства запаздывало, оно тащилось в хвосте нашего нетерпения, - поэтому при выпуске из питомников мы все напоминали друг другу патроны из потерянного боекомплекта, блистательные мертвыши, что оживают лишь в мгновение выстрела). Опекуны караулили срок дозревания каждого и передерживали безмолвных взаперти ровно столько, чтобы те, разряжаясь, в азарте уже не смогли бы контролировать свой предел. А разряжаться было где, чего другого, но костоломных ям и ямищ на земле, в небесах и на водах от века к веку не убывает. Покинув питомник, безмолвный шел разгребать завалы километровых шахт, испытывал новейшую технику, бродил по пещерам Марианской впадины или отправлялся на поиски космических невзгод. Это все были ямищи, ямы помельче попадались, куда ни ступи: спецслужбы внутреннего порядка, отряды боевых пловцов, неистовые пожарные команды, заоблачные верхолазы-монтажники, - да мало ли что? - остальное расскажут те, кто там побывал; теперь уже не собрать всех случаев, когда безмолвные не имели равной себе подмены. И ни разу, никто из них не потребовал дорогостоящих подстраховок или отсрочки, никто из них не спросил возмещения растраченного своего могущества. Они даже понятия не имели о таком человеческом праве - потребовать от других, потому что идол Безмолвия неотступно следовал за нами. И я с особой силой почувствовал его увлекающую близость, когда в среду около пяти часов пополудни наставник повел меня в директорский корпус питомника. Там я увидел еще десяток безмолвных; среди них были Нэг Задира, Головастик Прив и Точило Мус, остальных я не знал по именам. Директор лично пожелал нам удачи и сообщил, что отряд передан в подчинение самому значительному ведомству.