Ирина Адронати - Марш экклезиастов

— Но Нойда…

— Да, Костя. Бросай свои кубики.

— Они у меня в номере. Я сейчас…

И Костя исчез.

— С вашего позволения, — сказал Шаддам, — я посижу около бассейна?

— Да, конечно… — и Николай Степанович проводил его рассеянным взглядом.

Что-то сдвинулось, наконец? Или просто ещё один старый колдун решил стряхнуть пыль с чемоданов и посмотреть на давно надоевшие физиономии прежних друзей-противников? И почему так повела себя Нойда? Эти воспитанные Брюсом как-бы-собаки по интеллекту вполне сравнимы с человеком, а по интуиции далеко впереди… Нойда очень осторожна. Значит, опасности не ощущала… Все мы опасности не ощущаем, просто знаем, что она есть. Но не ощущаем.

Проклятье…

— Хорошо, — он посмотрел на часы. — Через десять минут собираемся у бассейна. Я тоже поднимусь в номер. Армен, со мной.

Было двадцать минут одиннадцатого.

В номере Николай Степанович быстро переоделся «по-военному» — сменил сандалии на кроссовки и поверх футболки с вышитыми рунными оберегами на груди и спине надел сетчатый рыбацкий жилет со множеством кармашков. В одном из кармашков, в частности, лежал ввезённый контрабандой пластмассовый пистолетик «Пеликан» с двумя запасными обоймами. Другой пистолет, армейскую «Беретту», он выдал Армену, который тут же заправил её за пояс джинсов, покрутился — действительно, было совершенно не заметно.

— Вперёд? — предложил Николай Степанович.

— Волшебным словом и пистолетом вы добьётесь большего, чем просто волшебным словом, — сказал Армен, выходя в коридор.

— В первоисточнике было «Божьим словом», — поправил Николай Степанович. — Это сказал Кортес капеллану Диего де Ланда. А потом фразу переиначил по-своему Аль Капоне… Да, кстати? А как звучит твое волшебное слово?

— Пожа-алуйста… — жалобно протянул Армен, и оба засмеялись.

— Пожа-алуйста… — эхом отозвался кто-то сзади. — Николай Степанович…

— Что? — Армен уже стоял, полуприкрывая маршала плечом, рука отведена назад — можно бить, можно выхватывать оружие…

— Постой, мальчик, постой. — Николай Степанович положил ему руку на плечо. — Это, можно сказать, свои…

От стены отделился человек, которого он в последнюю очередь ожидал встретить здесь. Человек походил на страшно усталого, обносившегося и постаревшего Шаддама — и не имел ни малейшего отношения ни к древним расам, ни к Конгрессу, ни к Испании. Это был бригадир таджиков-строителей, которые в прошлом году ремонтировали Николаю Степановичу дачу. Его звали Идиятулла, обычно просто Толик. Когда-то он был авиационным инженером. Дачу отремонтировали хорошо, но за окончательным расчётом Толик почему-то не пришёл, а бригада не решилась взять его пай — сказали, пусть пока деньги полежат…

— О, господи… — Армен тоже узнал его. — Толик? Что вы здесь?..

— Если можно, — сказал Толик, — что-нибудь съесть…

У входа в ресторан подпрыгивал Костя и смущённо переминался Шаддам.

— Нойда нашлась, — сказал Костя. — Идёт сюда.

— Хорошо, — сказал Николай Степанович. — Значит, никуда пока не идём, ждите нас у бассейна, позовите сюда Аннушку.

— А Стёпа тоже здесь? — спросил Толик.

— Нет, он на хозяйстве… Так. Вы сколько не ели?

— Четыре… пять дней. Да, пять.

— Тогда чего-нибудь лёгкого и немного, понимаете? Нужно постепенно.

— Я знаю, Николай Степанович. Мне приходилось голодать…

Стало неловко.

— Сыр, — сказал Николай Степанович Армену. — Три ломтика ветчины, оливки. Чай. С сахаром?

Толик кивнул.

Армен ушёл к столу с закусками, а Николай Степанович повернулся к Толику.

— Так что случилось? Куда вы тогда исчезли? Откуда сейчас?

— Из Португалии…

— Понял. Документы хоть какие-нибудь есть?

— Нет.

— И как же вас угораздило?

— Шайтан помог.

Они помолчали. Вернулся Армен с подносом. Толик, с трудом сдерживаясь, проглотил ломтик сыра, потом другой. Подошла Аннушка, всплеснула руками. И Толика прорвало.

…не жадность это. Неправда. Когда детей надо кормить — это не жадность. Говорят тебе: все бросай срочно, такая работа редко кому выпадает, зато в конце — деньги, много, больше, чем надеялся, так, чтобы не только кормить детей, но и чтоб школа, чтоб уехать, чтобы жизнь — а не всю жизнь выхаживать виноград, который всегда не твой, а хозяйский… Разве жадность — поехать за деньгами, которые дадут детям нормальную жизнь?

Только ехать надо было прямо с места — иначе не успеть, иначе не возьмут, потому что уже улетает самолёт, уходит автобус, и не успеешь вскочить на подножку, даже если задержишься всего лишь позвонить. Вот он только и успел — дать вербовщикам адрес Николая Степановича и попросить, чтобы передали односельчанам в бригаде: заберите деньги, передайте семье, пусть не беспокоятся, придёт время — отец вернётся. С большими деньгами. Толик зарычал горлом — наверное, это был смех.