Ник Перумов - Один на один

При слове "гипноз" Шестакова аж перекосило. В голову полезли какие-то смутные и неприятные ассоциации с Поплавским...

- Ну уж, хрен! Еще и этих шарлатанов сюда ввязывать!

- Почему же шарлатанов? Вы случайно не путаете с экстрасенсами?

- Не делайте из меня идиота! Я знаю, что говорю! Терпеть не могу, когда серьезное дело превращают в балаган!

СССР озадаченно переводил взгляд с Толика на Мишу, стараясь понять причину столь негативного отношения к гипнозу. Мухин пожал плечами: он тоже не понимал Шестакова.

- Миш, чего ты так взъелся? Мне кажется, Савелий Сергеевич прав...

- Прав, прав... - передразнил Миша. - Все вокруг правы, один я - кретин!

- Пожалуй, пора по домам, - примиряюще предложил СССР, поднимаясь.

- Ага. Поздно уже. - Толик старательно потянулся и широко зевнул. Может, чуть-чуть шире, чем следовало бы. Раздался противный хруст, и Мухин остался с открытым ртом. Он выпучивал глаза, махал руками, но ничего не мог поделать. Ты чего?

- А-э-о-у-а-ы-о! - нечленораздельно ревел Толик.

- У него челюсть защелкнуло! - сообразил СССР.

Шестакова прорвало. Он хохотал как безумный и пока Толик очумело носился по комнате с незакрывающимся ртом, и когда за ним начал бегать Профессор, и продолжал подкряхтывать от смеха даже после того, как все благополучно закончилось. Савелий Сергеевич поймал несчастного Мухина и что-то нажал у того около уха. Рот захлопнулся с плотоядным компостерным звуком.

- Спасибо, Муха, - от души поблагодарил Миша, отсмеявшись. - Век так не веселился. Ты это специально?

- Дурак, да? - сквозь зубы сказал Толик. Теперь он боялся широко открывать рот.

- Все равно - смешно, ты уж извини. Ладно, пошли по домам.

По дороге Толик, чувствуя, что несколько разрядил общее напряженное настроение своим конфузом с челюстью, решился немного поболтать.

- Как поживает Матильда? - бодро осведомился он у Профессора.

Миша тут же метнул в Мухина один из своих молниеносных колючих взглядов, смысл которых каждый раз ускользал от СССР.

- А я разве вам не говорил? - О своей любимице Савелий Сергеевич мог говорить когда угодно. - Матильда ждет... У нее будут... Хм... Хм... - СССР запутался в деликатных словах. Не говорить же, в самом деле, что "мы ждем прибавления семейства"!

- Залетела хвостатая? - с ходу сообразил опытный Шестаков. - И кто папаша? Какой-нибудь крыс Лоренца экзотический, или на стороне нагуляла?

Душевное единение моментально испарилось, а Профессор с Мишей вновь оказались по разные стороны бытовой баррикады, испокон веков разделявшей интеллигенцию и народ. СССР ошарашенно смотрел на Мишу, не зная, чем ответить на грубость, и привычно недоумевая, что вообще его связывает с этим кондовым хамом.

- Вы... Вы... - бессильно повторял Профессор.

- Жлоб ты, Мишка, - с горечью констатировал Мухин, - вечно все опошлишь...

- Да ладно вам нюни распускать! - Агрессивный Шестаков имел свои представления о пошлости. - Я кого-то обидел? Оскорбил? При даме матерно выругался? - Мише приходилось перекрикивать шум поезда, поэтому он почти орал на Толика с Профессором. - Гуманисты хреновы!

Поезд остановился на "Площади Мужества". В наступившей тишине четко прозвучал чуть подрагивающий голос СССР:

- С каких это пор "гуманист" в нашей стране стало ругательством?

- Да ни с каких! Просто мутота эта ваша надоела! "Ах, Каштанка!", "ах, Му-му!", плачем-надрываемся, а собаку бездомную на улице увидел отстреливать, отстреливать, она заразу всякую разносит!

- Что-то не пойму я вас, Михаил, к чему это?

- Ну, что тут непонятного? Сами-то крысочку себе завели, еще имя какое-то похабное подыскали, в рукаве ползать разрешаете, тьфу, гадость... А на работе небось таких же беленьких, безымянных режете не задумываясь!

СССР бессильно развел руками.

- Я не знаю, что вам возразить...

- И не надо мне возражать! Трендеть надо меньше! - Справедливости ради заметим, что Миша употребил слово посильнее, чем просто "трендеть", но тут же спохватился и извинился перед Профессором. - Да я, собственно, не на вас наскакиваю. Мне просто с детства тошно было читать все эти сопливые книжки. Зачем-то напяливают зверью человеческие чувства... И вот рассусоливают про то, как какой-то блохастый барбос лежит под хозяйским креслом и что он там себе думает. Да ни хрена он не думает! Животные хотят есть, пить и... блин, размножаться! И я хочу того же! Все хотят жить. Поэтому комар кусает меня, а я ем бифштекс. По-честному.

- Да кто же вас упрекает в нечестности? - опять попытался встрять Савелий Сергеевич, но Толик сделал умоляющие глаза, и Профессор замолчал. Он еще не привык к шестаковским монологам "за жизнь".