Антон Первушин: Миротворцы

ПЕРВУШИН Антон

Миротворцы

Роман

Моей маме, Татьяне Борисовне, до сих пор отдающей предпочтение книгам Чейза перед скромным творчеством своего сына, - с любовью посвящаю

"Все мы сделались - как нечистый, и вся праведность наша - как запачканная одежда; и все мы поблекли, как лист, и беззакония наши, как ветер, уносят нас."

Исаия 64:6

Глава первая

Инициация

- Теперь разденься! - приказали ему.

Медленно негнущимися пальцами он расстегнул пуговицы на рубахе, сбросил её на пол. Потом снял ботинки, носки, джинсы. И остался в одних трусах. Поёжился, переступил на хо-лодном сыром полу.

- Разденься донага.

Он снова поёжился, но ослушаться не посмел. Снял трусы, добавил их к беспорядочной куче материи под ногами.

- Уберите одежду!

В полосе света, которой ограничивались сейчас его мир и бытие в этом мире, появились руки - жёлтые, словно из воска - двумя движениями сгребли одежду в ком и снова исчезли за терминатором между светом и тенью.

- Теперь иди!

Он пошёл. Первые шаги дались с трудом. Колени подгибались. Чувство равновесия подводило. Его шатнуло, и он взмахнул руками, чтобы устоять. В ноздри ударил резкий и пона-чалу казавшийся кислым до приторности запах. Однако стоило сделать ещё пару шагов, и кис-лый запах сменился озонирующим потоком свежести, тело налилось силой, походка стала уверенной, пружинистой.

Впереди, по ходу движения, открылась, скрипнув в петлях, дверь. Он различал её давно - обыкновенную и металлическую, без каких-либо украшений, одну из многонационального рода подвальных дверей, разделяющих вселенную на две неравных части подобно полосе света, в которой он шёл. Он видел эту дверь, приближался к ней, но почему-то мысль, простая и вполне логичная, о том, что дверь эта должна открыться, когда он подойдет вплотную, до сих пор не приходила ему в голову, и когда это все-таки произошло, он вздрогнул от неожиданно-сти и остановился.

- Иди.

Он шагнул в проём.

И словно провалился в пустоту.

Помещение за дверью было по объему гораздо больше того коридора с полосой света, который он только что покинул. Он не видел этого глазами - в помещении царил абсолютный, почти осязаемый мрак - но обнаженное тело, кожа почувствовали пространство, восприняли его феноменально огромным, способным вызвать приступ агрофобии.

- Иди.

Он снова пошёл вперёд, в кромешной темноте, подавляя естественное желание вытя-нуть руки, чтобы не налететь сослепу лицом или грудью на какую-нибудь водопроводную тру-бу. Но команды такой - вытягивать руки - от того, кто шёл позади, не последовало, и прихо-дилось сдерживаться.

Справа раздался короткий и резкий звук, словно струна лопнула. И тотчас несколько го-лосов заговорили одновременно, наполняя пустоту негромким слаженным речитативом на странном тарабарском языке. При этом голоса придерживались определенного ритма произне-сения слов, и создавалось впечатление - чем дальше, тем больше - что они не говорят, а поют.

Впереди шаркнуло, и как бы сам собой зажёгся огонь, выхватив из мрака причудливую конструкцию: тускло отсвечивающий золотом короб, опирающийся на четыре широко расстав-ленные опоры. Более всего эта конструкция напоминала мангал-жаровню: из тех, что можно лицезреть в летний день где-нибудь на пляже у реки Вороны - на них готовят шашлыки или бастурму. Впрочем, и этот короб служил жаровней, но только не для шашлыков.

Огонь - теперь было видно, что это огонь факела - сместился, и, слабо потрескивая, пламя коснулось чего-то, что лежало на дне мангала - какой-то бесформенной чёрной массы. Масса мгновенно воспламенилась, разбросав яркие жёлтые искры.

- Встань на колени.

Он медленно встал на колени в шаге от короба. Угол зрения изменился, но и из этой по-зиции легко было увидеть, что сверху на коробе, опираясь концами на его загнутые края, лежат - не шашлыки, безусловно, - длинные обоюдоострые клинки. Лежат в ряд - ровно двена-дцать, дюжина. Клинки эти были длинноваты для кинжала, но в самый раз подходили под оп-ределение "испанский" меч. Однако в отличии от испанского меча эти клинки не имели кресто-вины, и лезвие непосредственно переходило в рукоять, в свою очередь лишенную каких-либо украшений.

Огонь в коробе разгорелся ярко и жарко, ещё расширив границы освещаемого простран-ства. Теперь можно было различить стену, и на стене, на высоте человеческого роста - ещё один меч, но в отличие от тех, что лежали сейчас в языках пламени, гораздо больший по раз-мерам и с непропорционально большой крестовиной. Отблески играли на отполированном, остро заточенном лезвии, из-за чего создавалось впечатление, будто не холодный мёртвый предмет висит на стене, а вполне живое существо, очень неуютно чувствующее себя, стремя-щееся вырваться, освободиться, но лишенное минимальной степени свободы, обреченное ос-таться здесь навсегда.