Роберт Хайнлайн - Кукловоды. Дорога доблести

Мне следовало сказать «да» и поцеловать её. А я сказал «гмм, не будем торопиться». Её лицо омрачилось.

— Как будет угодно милорду Герою-мужу.

— Послушай, оставь в покое невианские обычаи и официальность — тоже. Я же понимал под этим только то, что ко всему новому надо привыкнуть. К этим шприцам и прочим штукам. К вмешательству, как я полагаю, всякого технического персонала. И, к тому же, у тебя, думаю, нет времени на то, чтобы самой вынашивать ребёнка.

Я пытался объяснить ей, что с тех самых пор, как мне разъяснили насчет того, что не аисты приносят ребятишек, я был полностью удовлетворен старым добрым способом и искусственное осеменение представляется мне дурацкой шуткой, даже в том случае, если оно проделывается с коровой, а предлагаемая мне работа чем-то сходна с работой субподрядчиков и заставляет меня вспомнить о прорезях для опускания монет в автоматах и писем — в почтовых ящиках. Мне бы ещё немного времени и я, пожалуй, приспособлюсь к этому. Так же, как Стар приспособилась к проклятому импринтингу.

Она схватила меня за руку.

— Милый, но тебе же не надо!

— Не надо чего?

— Чтобы техники возились с тобой. И время, чтобы выносить твоего ребёнка, я найду. Если, конечно, ты не станешь возражать, чтобы мое тело стало большим и уродливым. А это с ним произойдет неизбежно — я же помню, но я с радостью пойду на это. У нас все будет так, как бывает у простых людей, во всяком случае во всем, что касается тебя. Никаких шприцев, никаких техников. Ничего такого, что могло бы ранить твою гордость. О, я все, все продумаю. А я… я привыкла, чтобы со мной поступали как с коровой-медалисткой. Это же почти так же просто, как вымыть голову шампунем.

— Стар, неужели ты готова пройти через девять месяцев болезненного состояния, даже через угрозу смерти, ради того, чтобы избавить меня от нескольких минут раздражения?

— Я не умру. Вспомни — у меня было трое детей. Нормальные роды, никаких неприятностей.

— Но, как ты сказала сама, это было «много лет назад».

— Неважно!

— Гмм… но как много? («Сколько же тебе лет, моя любимая?» — вопрос, который я не мог заставить себя задать.)

— Разве это так важно, Оскар? — У неё был расстроенный вид.

— Гмм… Полагаю, нет. Ты же знаешь о медицине гораздо больше меня.

— Ты спрашиваешь сколько мне лет, не правда ли? — произнесла медленно Стар. Я не ответил. Она помолчала, потом, не дождавшись ответа, продолжила: — Старая поговорка твоего мира гласит — «Женщине столько лет, на сколько она себя чувствует». А я чувствую себя юной, и, значит, я действительно юна, у меня не растрачен интерес к жизни, я могу носить в своем чреве ребёнка или даже многих детей. Но я знаю… О, я знаю! Знаю, что твои тревоги связаны не с тем, что я слишком богата или занимаю положение, иногда ставящее мужа в затруднительное положение. Да, это все я отлично понимаю — мой первый муж из-за этого развелся со мной. Но он был моим ровесником. Самая же большая жестокость и несправедливость, которую я совершила, заключается в том, что я знала, что мой возраст — вопрос для тебя серьезный. Знала и промолчала.

Вот почему был так взбешен Руфо. После того, как мы провели ту ночь в пещере в Лесу Драконов, он высказал мне это в словах, полных яда. Он сказал, что знал о моей способности кружить головы молодым людям, но он никогда не думал, будто я паду так низко, что завлеку одного из них в брачную ловушку и ни слова ему не скажу. Руфо никогда не был высокого мнения о своей бабке, он мне это прямо сказал, но на этот раз…

— Замолчи, Стар!

— Да, милорд.

— Все это ровно ничего не значит, — сказал я так же уверенно, как чувствовал это в глубине души. — Руфо не знает моих чувств. Ты моложе завтрашнего рассвета и всегда будешь такой. И я больше не желаю слышать об этом.

— Да, милорд.

— И это ты тоже брось. Просто скажи «О’кей, Оскар».

— Да, Оскар, О’кей.

— Вот так-то лучше. Если, конечно, ты не нарываешься на новую порку. А я для этого слишком притомился. — Я сменил тему: — Теперь о том, о чём мы говорили. Нет никаких причин растягивать этот прелестный животик, раз существует другая возможность. Я деревенский вахлак, вот и все. Я не привык к городским обычаям. Когда ты сказала, что сделаешь все сама, ты имела в виду, что они тебя вернут в то состояние, в котором ты была до операции?

— Нет, я просто стану приемной матерью в дополнение к тому, что являюсь матерью генетически. — Она улыбнулась, и я понял, что иду по правильному пути. — Это сэкономит приличную денежку из тех средств, которые ты не хочешь тратить. Эти здоровые крепкие женщины, что вынашивают чужих детей, берут очень дорого. Четыре ребёнка — и уже можно больше не работать, а десяток — делает их богатыми людьми.