Роберт Хайнлайн - Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга

— Нет. Если Тамара и верует в Бога, то мне она никогда не говорила об этом. Тамара спокойна и счастлива, и каждый рядом с ней становится таким же — как и рядом с тобой, дорогая! А больной быстрее поправляется, если Тамара к нему прикоснется, поговорит или ляжет с ним спать.

Но когда я с ней познакомился, Тамара была не молода. И даже подумывала, не закончить ли ей жизненный путь, не умереть ли от старости. А я был болен, очень болен. У меня болела душа, и Иштар, позже ставшая моей женой — лучший реювенализатор на всем Млечном Пути — привезла ко мне Тамару. Тогда Тамара была иной: маленький торчащий животик, обвислые груди, мешки под глазами, двойной подбородок — короче, все признаки старости.

Я поправился от одного присутствия Тамары. Но и у нее появился интерес к жизни. Она прошла реювенализацию, помолодела и уже добавила очередного потомка к линии Морин-Нэнси, а теперь беременна снова. Вы с Тамарой так похожи, Морин. Она сама любовь в виде женщины… как и ты. Но… — Лазарус умолк и нахмурился. — Морин, я не знаю, как убедить тебя в том, что я говорю правду. Вы все удостоверитесь в этом, когда станете отмечать шестой день рождения Вуди. Вокруг будут звонить в колокола, а мальчишки-газетчики будут орать: «Экстренный выпуск! Экстренный выпуск! Германия капитулировала!» Ну это еще когда будет, а я хочу немедленно положить конец твоим сомнениям.

— А я уже не сомневаюсь, дорогой мой. Удивительно, невозможно — но я верю тебе.

— Неужели? Ведь я не дал никаких доказательств. Просто рассказал совершенно невозможную байку, если вдуматься.

— Тем не менее я верю в нее. Значит, это будет, когда Вудро исполнится шесть — седьмого ноября…

— Нет, одиннадцатого!

— Да, Лазарус. Но откуда ты знаешь, что он родился одиннадцатого?

— Ты же сама сказала.

— Дорогой, я говорила, что его день рождения в ноябре. Я не сказала, какого числа. И преднамеренно назвала сейчас другое число, но ты меня сразу же поправил.

— Ну что ж, об этом мне мог сказать Айра. Или кто-нибудь из детей. Даже сам Вуди.

— Вудро еще не знает дня своего рождения. Проверь — разбуди его и спроси.

— Я не стану будить его, пока мы не вернемся домой.

— Ну а когда я родилась, дорогой?

— Четвертого июля 1882 года.

— А когда день рождения Мэри?

— По-моему, ей девять, но даты я не помню.

— А как насчет остальных детей?

— То же самое.

— А день рождения моего отца?

— И спрашивать нечего — второе августа 1852 года.

— Лазарус, зовущий себя Теодором! У меня есть твердое правило, которого я придерживаюсь в общении со своими детьми. Я скрываю от них дату их рождения, пока это возможно — чтобы не приставали к взрослым и не шантажировали их, выклянчивая подарки. Вот когда ребенок идет в школу, то ему уже следует знать эту дату. Тогда я считаю детей достаточно взрослыми и велю запомнить ее, но всегда говорю, что, если кто-нибудь решит поторопиться, не видать ему ни пирога, ни вечеринки. Но мне еще не приходилось прибегать к такому наказанию — детишки у меня смышленые.

В прошлом году Вудро был еще слишком мал, и никаких проблем не возникло; день рождения стал для него сюрпризом. Он до сих пор не знает, что у этого события существует конкретная дата. Так я предполагаю. Лазарус, ты знаешь дни рождения своих прямых предков, потому что видел их имена в списках Фонда. Но ты не можешь назвать даты рождения других моих детей. Вот тебе и доказательство.

— Но ты же знаешь, что я имел доступ к архивам. Я мог запомнить их даты рождения еще в прошлом году.

— Ух-пух. А почему ты запомнил день рождения только одного ребенка, а не всех? Зачем запоминать день рождения моего отца, если он не интересует тебя? Не сходится, дорогой. Ты намеревался разыскать своих предков и подготовился к встрече. Я понимаю, что ты объявился в церкви не случайно; ты явился туда, чтобы разыскать меня — я польщена. И с отцом ты познакомился в игорном доме тоже не случайно. А как ты узнал, где нас искать? С помощью частных детективов? Едва ли в архивах Фонда содержатся сведения о нашем приходе или игорном доме.

— Действительно, я проделал нечто в этом роде. Да, моя милая прародительница, я искал способ познакомиться с вами. И потратил бы на это годы, если бы потребовалось. Ведь не мог же я позвонить в вашу дверь и сказать: «Привет, ребята! Я ваш потомок. Можно войти?» Вы бы немедленно вызвали полицию.

— Надеюсь, что я поступила бы по-другому, дорогой, но спасибо тебе за то, что позаботился о нас. О, Лазарус, я так люблю тебя! И верю каждому твоему слову. Теперь я знаю, что Брайан вернется ко мне! Ух! Я чувствую такое воодушевление, какого не знала раньше, и хочу кое-что узнать. Расскажи мне о своей семье.