Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 4

— Я и не собирался, клянусь.

— Проклятие! — выругался он. — Все шло так гладко! — В отчаянии Бейнер ударил кулаком по ладони.

— Я даже не видел предмета нашего спора, — сказал я.

Он вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся, держа в руках курительную трубку.

— Хорошая трубка, — похвалил я.

— Пять тысяч, — ответил он. — Почти задаром.

— Вообще-то, я трубку не курю, но…

— Учти, — оборвал он меня, — больше чем за десять процентов я тебя в долю не возьму. Я первым про это пронюхал, а ты решил прийти на готовенькое. Не выйдет!

Тут я разозлился. Этот ублюдок, кроме жратвы, может думать только о том, как бы ему преумножить свои капиталы. Соответственно он считал, что и я все свое время трачу лишь на то, чтобы на Большом Дереве было как можно больше листьев с моим именем.

Ну что ж, пусть пеняет на себя.

— Я хочу треть, — заявил я, — иначе буду действовать самостоятельно.

— Треть?!

На его лице был неподдельный ужас. Он вскочил на ноги, и тут такое началось! Хорошо, что хоть комната была звукоизолированной и без «клопов». Давненько я не слышал подобных выражений в свой адрес. Он без остановки бегал по комнате, размахивая руками. А жадный, прижимистый торгаш, который сидел во мне, уже подсчитывал прибыли от этих проклятых трубок, пока Бейнер с багровым перекошенным лицом что-то вопил о справедливости.

За долгие годы в моей голове скопилась уйма самой разнообразной информации. Например о том, что в былые дни на Земле самые хорошие трубки делали из пенки либо верескового корня. Глиняные трубки слишком быстро нагреваются, и их неудобно держать в руке, а деревянные трескаются или слишком быстро прогорают. В конце девятнадцатого века, благодаря постоянным предостережениям медиков о вреде сигаретного дыма, курение трубок испытывало небывалый подъем. И к началу следующего столетия мировые запасы пенки и вереска были почти полностью исчерпаны. Пенка или точнее гидросиликат магния — осадочная горная порода, встречающаяся среди многовековых отложений морских раковин, спрессованных огромным давлением. Очень быстро все ее выработки истощились, и поставки этого сырья были прекращены. А белый вереск, по-латыни Erica Arborea, из корня которого изготовляются трубки, рос лишь в некоторых районах Средиземноморья и достигал крупных размеров, в лучшем случае, лет за сто. Собирали его все кому не лень, ничуть не заботясь о новых посадках для будущего урожая.

Поэтому нынешним курильщикам трубок приходится довольствоваться продукцией из пиролитического углерода, а пенковые и вересковые трубки остались лишь в воспоминаниях да у некоторых коллекционеров. Время от времени небольшие залежи пенки обнаруживаются на других планетах, мигом обогащая счастливчиков, которым удается их найти. Но Erica Arborea или что-либо сравнимое с ней нигде, кроме Земли, обнаружено не было…

В наши дни люди, вроде меня или Дюбуа, являют собой редкое исключение. Подавляющее большинство курильщиков предпочитают именно трубки, и цена на вересковый корень может быть очень приличной. Именно такую трубку мне и показывал Бейнер. Следовательно…

— …пятнадцать процентов, — настаивал он. — Это едва позволит мне надеяться хоть на небольшую прибыль.

— Черта с два! Вереск стоит вдесятеро дороже куска платины такого же веса!

— Ты заставишь мое сердце разорваться, если потребуешь больше восемнадцати процентов.

— Тридцать.

— Фрэнк, будь благоразумен.

— Может быть, бросишь молоть чепуху и перейдешь к делу?

— Двадцать процентов — вот все, что я могу позволить. Больше нам говорить не о чем. Это тебе обойдется в пять миллионов.

Я расхохотался ему в лицо.

Из чистого упрямства я торговался еще целый час, отвергая одно за другим предложения Бейнера и не веря ни единому его слову. Я ведь тоже в этом собаку съел. Наконец мы сошлись на двадцати пяти с половиной процентах и четырех миллионах. Мне пришлось звонить Малисти, чтобы распорядиться о финансировании этой затеи. Я искренне пожалел, узнав, что поднял его с постели.

Вот так мне и удалось уладить дело с вересковым корнем, завершившееся столь удивительным образом. Точнее было бы сказать забавным, чем удивительным. Но, в конце концов, все мы живем в тени Большого Дерева! Помните? Впрочем, я это уже говорил.

Когда мы наконец закончили, он похлопал меня по плечу, сказав, что я хладнокровный игрок и что лучше быть со мной по одну сторону баррикад. Затем мы выпили еще по одной, и Бейнер стал жаловаться, что ему никак не удается подыскать себе повара-ригелианца и намекнул о желании перекупить у меня Мартина Бремена. Под конец он снова стал допытываться, кто же все-таки дал мне знать об этом деле.