Максим Далин - Интервью

Дью это серьезно мучило; он считал, что это бесчестно. Воровство, видишь ли, интеллектуальной собственности. Он, как и Бонифатио, страшно щепетильничал в отношении моральных норм стада — и я так ему никогда и не объяснил, что работаю вовсе не ради «славы», «известности» или «денег». Мне забавно рыться в геноме или проводить сложные химические опыты — но после того, как результат получен и я порадовался, вся эта ерунда перестает меня интересовать.

Так он удивлялся, что я картинки забываю, где попало, или дарю без всякого материального профита. Не верил, что мне интереснее рисовать, чем продать или показать всем и прославиться. Человек…

Всё это глупо… Я бы свой банковский счет, с которого мне покупали тряпки и книги, отдал радостно за три минуты ночи на крыше небоскреба… Я хотел подышать настоящим воздухом, ветром; я хотел лежать на бетоне, смотреть на луну и слушать звуки ночи. И охотиться хотел. Очень хотел. Безнадежно. А Дью орал на своё начальство, чтобы нам позволили ночью посидеть на крыше нашего корпуса — а они со скрипом великим позволяли четверть часа под прицелом огнемётчиков… и звёзд было не видно из-за прожекторов на соседней крыше.

Но Дью смотрел на меня, как в тот день, когда заставил своих подчинённых впервые дать мне поесть — и я сидел рядом с ним, вынюхивал тонкие запахи ночи, перебиваемые вонью горючки, радовался малому… Этот человек научил-таки меня радоваться малому…

И вот однажды ночью мы с Дью спали в лаборатории, как всегда — и вдруг я услыхал, как открывается дверь. Натурально, я немедленно проснулся и увидел троих в камуфляжной форме без шевронов, с неизменными огнеметами, а с ними — каких-то незнакомых в штатском, без институтских бейджей. Чужих.

Дью спросил спросонья:

— Что вам надо и как вы здесь оказались без специального допуска?

А один из штатских, с мордой как у бульдога, показал ему удостоверение с фотографией и голограммой какой-то и сказал:

— Профессор Шерли, мы пришли за вампиром. Насчет него получено особое распоряжение.

Дью вспыхнул и выпалил:

— Вампир — мой объект, я с ним работаю, это согласовано с органами безопасности! Вы не имеете права, я буду писать в министерство!

А бульдог хмыкнул и сказал, медленно, как умственно отсталому:

— Вы, профессор Шерли, видели код на пропуске? Вы не только отдадите свой объект, вы еще подпишете бумагу о неразглашении и навсегда забудете, кого тут видели. И о вампирах навсегда забудете. С сегодняшнего дня их не существует даже в качестве объекта секретных исследований. И спорить не советую.

От него очень скверно пахло. Скрытой холодной злобой. Дью испугался за меня, а я хорошо понял, что бояться надо за него. Я даже сказал:

— И вправду, Дью, не надо с ними спорить. С тобой хорошо работалось, но раз уж так вышло…

А его замкнуло.

— Не позволю я им тебя использовать! — завопил он, сжав кулаки. Казался себе страшным, вероятно. — Ты — разумное существо! Хватит уже вивисекций!

Он, хоть и успел надеть очки, не видел, конечно, как напарник бульдога вытаскивал пистолет — не обратил внимания. А я видел. Я, как в старые добрые Огненные Года, выкрутил его руку с оружием, а шею с наслаждением прокусил и даже успел сделать пару быстрых глотков.

И отшвырнул его в сторону, на бульдога. А Дью закрыл собой от пуль — успел подумать, что от них мне будет всего лишь больно, а ему — смертельно. У меня только не было времени прикинуть убойную силу этих армейских пистолетов: пули прошли меня навылет, вырвав куски спины и костей — а Дью их вполне хватило и на излете.

Он еще успел сказать:

— Эльфлауэр, за что они нас? Разве так можно? — и умер.

Я сидел на полу и держал его труп, мои раны уже начали затягиваться, а военные стояли вокруг с огнеметами, но не торопились жечь меня заживо.

Бульдог спокойно спросил меня, даже не глядя на своего напарника, который зажимал шею намокшим комом марли:

— Ты наигрался? Теперь пойдешь?

— Ты напрасно его убил, — сказал я.

— Это ты его убил, — сказал бульдог. — И это для тебя совершенно естественно, правда? Ну ладно, пошли, если не хочешь сгореть вместе с этой аптекой.

Я положил Дью на пол и вышел. Вояки с огнеметами проводили меня по пустым и темным институтским коридорам до бронированного автомобиля. Ни одного охранника, кроме спящего на вахте, я не увидел. А потом меня заперли в фургоне, как в стальном гробу, и увезли далеко за город.

Я мог отслеживать маршрут только по толчкам и поворотам. Даже условных окошек не было, только щели для вентиляции; но из них сквозь бензиновый смрад тянуло близким лесом. Я слегка приободрился.