Ты устал; это мягкая тяжесть, сродни утомлению от любви. Все желания потухают, ты едва слышно шепчешь, сам не слыша своих слов, улыбаешься в полузабытьи...
«Бедняга Мариан», — вернулась неотвязная мысль.
Форт видел его подружку — случайно, в станционном баре, куда напарник затащил его перед рейсом. Сколько толков ходит о женском чутье; как видно, чутьё на самом деле есть — она была так печальна, словно знала, что больше не увидит своего милого. Лучше бы никогда с ней не пересекаться. Она спросит... заплачет, потом поглядит так, будто скажет: «Почему ты вернулся, а не он?»
«Потому что я не человек. Такой, каким ты меня видишь, я сошёл с конвейера. Я приспособлен к нагрузкам, которых человек не выдержит».
И обязательно добавить: «Я артон». Никому нельзя знать, кто он на самом деле.
«Так кто я или что?.. »
Глядя на умирающего Мариана, он вдруг поймал себя на ощущении, что видит себя — себя в тот час семь лет назад, когда точно так же над ним суетились медики, и толку от их суеты было не больше, чем у жалкого врача из самого захудалого посёлка ТуаТоу. Редкие, глубокие вдохи, ввалившиеся глаза, помертвевшее лицо. Жизнь покидает тело. Здравствуй, костлявая.
Ни умиротворяющей церемонии прощания, ни напутствий священника — просто хрип и вытекающая кровь. Какой-то вой, провал и невесомость. Затем серое свечение и шипящие голоса: «Есть реакция на зрительный раздражитель. Есть на слуховой». Альф, первый пилот из группы Дагласов, после возмущался, едва ли не орал: «Послушайте, меня причастили и отпели! Я получил законную эвтаназию, я совершеннолетний, я имел право выбрать смерть! Вы душу у меня украли!!!»
Мариану это не грозит. И одному Богу известно, как лучше. Он, Всемогущий, мог бы проконсультироваться с Дагласами, если в Его планы входит массовое производство киборгов с человеческим рассудком: «Как вам понравилась такая ситуация, ребята? готовы ли вы порекомендовать это другим?».
Прежде Форт не задумывался о религии. Жил как все — ел, пил, исполнял несложные житейские дела. Казалось, жизнь будет длиться вечно, совершая свой круг ежедневных забот в едином, раз и навсегда установленном ритме, меняя даты на календаре и прессуя года в десятилетия, как вдруг... смерть. Глупо, жестоко, внезапно — какие-то люди, тёмные силуэты, выкрики, выстрелы, удар в грудь; он летит, сбитый с ног, всё дальше и дальше, тело становится лёгким, а сознание необычайно ясным. Суета, возня, «подняли — понесли», иглы прокалывают кожу, а ты почти ничего не чувствуешь, кроме плывущей лёгкости, и где-то в отдалении слышен спокойный голос: «Умираю... »
Так же, как Мариан. Форт снова видел в потухающих глазах бортинженера ту отстранённость, тот покой, с которым душа отправляется в последний полёт — её не дозовёшься, не вернёшь с полпути назад...
Тогда всё было иначе: был скоростной флаер, а рядом была клиника Гийома. И всё равно не успели. Разве что поймали душу, как мотылька сачком. «Отделима ли душа от тела?» Биоинженеры из клиники доказали, что отделима. Они вынули её из мозга и переселили в киборга.
«Теперь я не могу есть, пить, ощущать мир, не могу спать — и видеть сны, не могу грезить и летать. Я могу вспоминать и думать, думать обо всём, что не успел осмыслить и понять раньше. У меня появилось очень много времени: ничто не отвлекает, особенно длинными тёмными ночами, когда спит всё живое».
Можно приостановить работу субстрата, играющего роль мозга. Перейти в режим ожидания. Сновидений не будет — просто бесцветный шум, где мысли едва шевелятся и глаза, не мигая, отмечают всякое движение вокруг.
«Нет, не хочу».
Форт сидел, смотря и не видя, медленно отмеряя слова, звучащие в мозгу: «Я один, один, Мариан умер, куда я спешу, зачем, назад к своим, и опять, опять... » Привязчивая мысль — заведётся и не отпускает, пока не угомонишь её до следующей вспышки, чтобы снова...
Он прикинул: «Отключиться, что ли?» А то мысли крутятся, как колёса, без начала и конца.
И тут — свист, сначала далёкий, тоненький, но всё сильнее и сильнее, пронзительнее. Сверху — да, сверху! — на посёлок обрушился слепящий свет; врач суматошно вскочил, бросился к окну, потом к двери.
— Кто там? — спокойно осведомился Форт, не меняя позы. — Это военные?
Скорее всего, именно они. На их месте Форт тоже постарался бы обыскать все жилые места на двести-триста километров от места посадки. Не надо много ума, чтобы понять — экипаж «Холтон Дрейга» ушёл не своими ногами, а верхом на автоматах, как на конях.
Читать дальше