Эркин отдал ей коробочку с куклой, и она убежала в свою комнату. А Эркин пошёл на кухню. Пощупал чайник. Остыл уже, надо подогреть. Как на этой плите всё остывает быстро. Он осторожно — всё-таки не привык ещё — зажёг газ и снова удивился голубому, а не красному, как в печке, огню и поставил чайник на конфорку. На столе две чашки, на блюдечке квадратики шоколада.
— Э-эрик, — позвала его Алиса.
И он понял, что наступил момент поцелуя на ночь. Алиса так привыкла к этому в лагере, что теперь неукоснительно следила за соблюдением ритуала. Он зашёл в её комнату, где на подоконнике сидели и лежали её игрушки, наклонился и осторожно коснулся губами её щёчки.
— Спи, Алиса, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — сонно ответила Алиса.
Засыпала она по-прежнему мгновенно.
Эркин вернулся на кухню. Женя разлила по чашкам чай. И когда она подвинула ему шоколад, он заметил у неё на правой руке на безымянном пальце кольцо. Узкое золотое колечко. Гладкое, без камня.
— Женя… что это?
Она покраснела.
— Я купила его сегодня.
Эркин очень осторожно взял её за руку, провёл пальцем по кольцу.
— Это… это я должен был купить, да?
Его голос звучал виновато, и Женя улыбнулась.
— Всё хорошо, Эркин.
Он вздохнул и, потянувшись, осторожно коснулся губами ё руки рядом с кольцом и выпрямился.
— Женя, а… а мужчины здесь не носят колец, я ни у одного в бригаде не видел.
— Ну, конечно, у тебя же работа такая. — Женя, улыбаясь, смотрела на него. — А теперь давай на завтра обсудим. Я хочу на рынок сходить.
Эркин кивнул и решился.
— Женя, ты… ты не видела? Полушубки… очень дорогие?
Женя радостно улыбнулась.
— Ну, конечно, Эркин, сначала пойдём, тебе полушубок купим. И бурки. И…
— И больше мне ничего не надо, — вклинился Эркин и стал смущённо объяснять: — Понимаешь, Женя, я посмотрел сегодня. Все переодеваются после работы, полушубки, пальто, есть такой… шакал, так только он и я в куртках. Ну, я и подумал… Мне в понедельник рабочую одежду выдадут, куртку, штаны, валенки, так что…
— Так что ты своё страшилище, куртку рабскую, носить не будешь, — решительно перебила его Женя. — Полушубки в Торговых Рядах есть, и бурки там же, и… — и улыбнулась. — Там посмотрим. Завтра тогда сначала туда. Сразу после завтрака. А на рынок потом.
Эркин кивнул. Конечно, занесут домой его куртку и сапоги, не тащиться же с ними на рынок. Он сказал это вслух, и Женя согласилась и сказала, что Алису тогда оставят дома, сходят, купят ему всё, придут домой, возьмут Алису и пойдут на рынок.
— Ну вот, — рассмеялась Женя. — Вот всё и решили. А с понедельника начнём к ремонту всё готовить.
— Да, — кивнул Эркин. — А в воскресенье…
— Да, — подхватила Женя, — и завтра всё купим на воскресенье. И про церковь узнаем.
— Мгм, — Эркин допил чай, улыбнулся. — И в самом деле, всё решили.
У него вдруг стали слипаться глаза, клонилась книзу голова.
— Ты иди, ложись, — сказала Женя, собирая чашки. — Я мигом.
Эркин кивнул и встал из-за стола. В самом деле, держался, держался и устал. Уже ни о чём не думая, прошёл в спальню, не включая свет, разделся, расправил постель и лёг. Прохладные простыни, чистота, покой и сытость. Он потянулся под одеялом, ощущая с наслаждением, как скользит простыня по чистой коже, закрыл глаза и уже не услышал, как легла Женя.
* * *
В дверь осторожно постучали. И Жариков, узнав этот вкрадчивый и одновременно доверчивый стук, улыбнулся.
— Заходи, Андрей.
С недавних пор Андрей стал приходить к нему поговорить не в кабинет, а в комнату, домой. Пили чай, и Андрей слушал его рассказы о России, о доме, о войне… да обо всём. И иногда, всё чаще, Андрей рассказывал и сам. О хозяевах, Паласах, питомниках… Слушать это было невыносимо трудно, но не слушать было нельзя.
Андрей вошёл, улыбаясь и неся перед собой коробку с тортом.
— Вот, Иван Дормидонтович, я к чаю купил. В городе.
Жариков, тоже улыбаясь, покачал головой.
— Ох, Андрей, спасибо, конечно, но сколько у тебя до зарплаты осталось?
— Проживём-наживём, — засмеялся Андрей, ставя коробку на стол. — А этот самый вкусный.
Жариков пощупал гревшийся на подоконнике чайник.
— Ну, давай накрывать.
— Ага.
Андрей уверенно помог ему, вернее, сам накрыл на стол. И точно подгадал: чайник вскипел, и у него всё готово. А заваривал сам Жариков.
Первую чашку по сложившейся традиции пили молча, смакуя вкус чая и торта. Торт Андрей явно выбирал не для себя, а для Жарикова: лимонный, с ощутимой горчинкой. Сам Андрей, как подавляющее большинство спальников, был сладкоежкой.
Читать дальше