Роджер Желязны: Миры Роджера Желязны. Том 12

Рывок вправо, влево; ящер бежал быстро. Он знал, что за ним гонятся, и торопился изо всех сил, так что преследовательнице тоже пришлось ускорить шаги. Ящер скользнул под полог кустарников, и Га-а принялась с помощью мощных рук продираться сквозь ветки, расчищая себе дорогу. Ее большие, широко расставленные глаза, привыкшие к полумраку тенистых лесов, различали мельчайшие оттенки цветов, позволяя отыскать зеленовато-серого ящера на фоне листвы. Глубоко посаженные и оттопыренные уши, привыкшие к шелесту деревьев в лесной трущобе, ловили шорох когтей ящера, сливающийся с трепетом листьев, и лишь только вздернутый нос, не привыкший к запахам, ничего не мог поведать о возможном пути беглеца. К тому же то ли ящеры сами не имеют резкого запаха, то ли нет особой разницы между их запахом и запахом листьев, поэтому Га-а следовала за жертвой, доверяя лишь зрению и слуху.

Пробившись сквозь низкорослый кустарник, обезьяна почувствовала под ногами твердую почву. Га-а не могла понять, по-прежнему ли ящер впереди или она уже обогнала его, поскольку тот скользил в глубине кустов, двигаясь медленно, почти неслышно.

Воздух вокруг стал ярче, жарче… белее. Соленый пот, по вкусу будто кровь, тек по лицу и губам. Вкус пота напомнил Га-а о свежей ящерице, и она отодвинула ветку, рванулась было вперед, но вдруг остановилась как вкопанная.

Мир был по-прежнему зеленым, только теперь он стал горячим, отливающим белизной. Кустарник перешел в колючие растения, на которые Га-а порой натыкалась во время своих лесных странствий. Насколько могли различить ее глаза, впереди простиралось нескончаемое море трав, склонявшихся под порывами ветра, который здесь, на равнине, дул в полную силу.

Га-а прикрыла длинными, корявыми пальцами глаза, защищаясь от нестерпимого света. Похожее происходило с ней, когда она взбиралась на макушку дерева, где тонкие пружинящие ветки не могли ее удержать, где ослепительный свет ниспадал на зелень леса, а ветер пел оглушительную, страстную, громоподобную песню, поражая уши Га-а.

Обезьяна слегка раздвинула пальцы. Свет по-прежнему был нестерпим, однако теперь она могла кое-что различить. Невдалеке серым пятном на фоне ярко-зеленых склонившихся трав виднелся ящер, бежавший по стелющимся колючкам, в то время как шорох сухого ветра скрадывал его шаги.

Ящер остановился, будто догадываясь о своей победе, привстал на мгновение на задние лапы, набравшись сил и храбрости у яркого света.

Га-а взглянула вверх, на полоску неба, столь огромного и ярко-голубого. Одну сторону небосвода загораживали деревья, хотя огромный кусок был доступен взору. В лесу она могла видеть лишь небольшие островки неба, появлявшиеся, когда порыв ветра разрывал лесной частокол.

Где-то высоко на небе было еще что-то, но туда Га-а даже не могла взглянуть. Свет был слишком ярок, ослепительно бел и непереносим для нежных, широко расставленных глаз. Ящеру сияние было нипочем, а вот обезьяну оно напутало.

Га-а отняла руку от глаз, повернулась и принялась ломиться сквозь кусты обратно, растворившись в приветливом сумраке леса, который был ее наследством.

Но не будущим.

Оградили решеткой собак и козлов круторогих,

Насадили на полях золотистую рожь и ячмень,

Под ярмо подвели вольных прежде коней и быков,

Взяли пряжу, свивая одежды себе.

Парсумаш, около 6500 г. до н. э.

Хаддад наблюдал, как его помощники перетирают зеленые глыбы в пыль. Сдерживая дыхание, он считал торжественные удары ступок по каменной залежи. Гладкая коричневая кожа на руках то сжималась, то разглаживалась, растягивались сухожилия, вздымались и пучились вены на руках, дробивших малахитовые глыбы. Только когда зеленая крошка становилась похожей на речной песок, можно было начинать следующий этап…

Рабы принесли сосуды с углем — деревом, пережигаемым под землей так, что хрупкая белая древесина превращалась в черные комки. Эти комки также следовало растереть в пыль.

Рабы принялись бросать пригоршни угля в малахитовую крошку, в то время как помощники не прекращали свой труд. Когда Хаддад убедился, что все сделано правильно, он отправил подручных за тростниковыми трубками, а рабы побежали принести факелы из смолистой сосны.

Вдох через открытый рот, выдох в пустую трубку. Помощники осторожно вдували свою жизненную силу в тростники, чьи концы были зарыты в темно-зеленую смесь по краям ямы, пока факельщики водили горящими ветками над рассыпанной крошкой. Небольшие искорки огня взлетали вверх. Рабы опускали факелы ниже, и смесь мало-помалу занялась.