Борис Письменный - О, Пари

После вынужденного замечания этому господину, что его поведение возмутительно - он мешает заниматься мне и остальным в рабочем зале, он ногой под столом с отвратительньм стрекотом принялся катать граненный карандаш, говоря, что тому научился все в той же московской школе. Раздраженный, я плохо понимал текст; с трудом не мог сдвинуться с единой строчки. Осилив все же несколько страниц, я был в замешательстве. С рядом вопросов хотел обратиться к возмутителю спокойствия, но тот бесследно исчез.

Я перечитал настоящие записки снова несколько раз. Если художник погиб, кто и зачем написал все это? Макс? Такое ему не под силу. При кратком знакомстве, он показался мне более чем подозрительным. В тексте, кажется, упоминалась его мечта о быстром обогащении. Во мне просыпался частный сыщик-волонтер.

В аукционных ведомостях нашелся адрес Макса. Ближе к сумеркам я оказался в районе Вашингтон Хайтс. Из застекленного подъезда звонил в квартиру - ответа не было. Стал нажимать кнопки наугад. Задребезжал зуммер; дверь отворилась. Поднялся на лифте. На десятом этаже вышел, вычислял в уме расположение коленчатого коридора. Сердце мое колотилось, точно у злоумышленника. Только минут через пять, после того, как я закрыл за собой лифт, медленно, на цепочке, приоткрылась одна из дверей. Прихрамывая, приблизилась крупная пожилая женщина, подозрительно оглядела, спросила: н Где ваши вещи?

- Я направлен агентством АПА, - сказал я заготовленную фразу.

- Сдается, сдается, - кивнула женщина, - Щас отомкну. Она звенела ключами, открыла дверь в углу коридора. - И шо они уси хлопцив нам присылают? Вы, случаем, разных бисов,чертей не малююете?

Я сказал, что нет, я не художник. И небрежно спросил - что стало с прежним жильцом? Но женщина уже удалилась к себе; накидывала цепочку.

- Супер будя завтра, в четверг. Вопросы скажет. ... Жениться, - однако пробурчала она, копаясь с защелкой. - Уихали усим кагалом.

- В Париж?

- Ага, на эти самые Бахамы. И громко захлопнула за собой дверь.

Я зашел в квартиру. Она была пуста. Одна верхняя половина матраца лежала углом на полу в большой комнате. Не зажигая света, я стоял у окна смотрел на Гудзон, на заочно знакомый вид с высоты. Потом, я пошел по следу, надеясь, что не совершаю ничего предосудительного. Заглядывал в углы, приподнимал ковер, где его края отставали. В малой комнатке можно было уловить слабый запах лекарств. В другой - на полу находил кляксы красок. По очереди открывал дверцы пустых стенных шкафов. В прихожей, в шляпном отделении, валялась спутанная груда проволочных вешалок, рулон старых газет и стояла коробка из-под настольного вентилятора. Внутри был сложен шотландский плед, на нем - пластиковый мешок, полный разных художественных принадлежностей; там же,н однорукая шелковая кукла в высокой красной перчатке.

Я расстелил на матрасе свой плащ, устроился поудобней и развернул на полу газеты. Многие из них слиплись - в нашлепках масляных красок. Вырванные из журналов страницы со снимками. Множество снимков. Все о катастрофе TWA-800. Печатные статьи, иллюстрации с пометками углем и фломастерами. Между страниц застряло что-то твердое - плотный катышек блокнотной бумаги. Осторожно расправил на ладони - то была перечеркнутая линованая страница, такая же, как в читанных мною дневниках художника. На ней имелся эскиз человека - руки в стороны, падающего в воду. И, пробой пера, повторяющиеся и перечеркнутые размашистые надписи - Мои Эпизоды. Мои Эпизоды... Ниже фраза н Макс, ты - большой Жульен. Нашелся также обрывок засвеченного поляроидного снимка. На нем, с плохой вспышкой, была снята полногрудая девушка, как зебра, расписанная по голому телу цветньми полосами. Я вычитывал слова, желтьм выделенные в статьях, прислушивался, ждал, наверное, привидений. Отдаленно, за стеной, слышалась рекламная телемузыка, монотонные голоса и гул самолетов. Не заметил, как заснул.

Разбудил меня резкий свет или песня, или то и другое. Где-то у широкого окна покойный Монтан беспечно, будто нет ни смертей, ни горя, распевал о Париже. Из щели под напольной отопительной батареей я вытянул пыльный, перемазанный красками радиобудильник-кассетник. Красные цифры времени на нем показывали 5:30.

В тоске я стоял у окна, не зная что предпринять. Из-под облаков к земле шел рваный белый след, как от упавшего самолета. Пора было уходить восвояси пока не явился супер. Легкий на помине - щелкнул замок. Кто-то зашел и стал копаться в прихожей.