Валерий Пискунов - Преодолей пустоту

Женщины в доме нет. Чай Курок готовит сам, заваривая в стеклянном чайничке. Расставит граненые стаканы, плюхнется в кресло и осклабится.

Курок любит пофилософствовать на популярные темы. Я не могу серьезно слушать его. Но слушаю почему-то.

- Был я неделю назад в картинной галерее... Смотрел полотна Рембрандта. - Поднимет стакан, смотрит, как ломается ложка в янтарной жидкости. - Потрясающий мастер... Как он искал свет! - Поставит стакан, задерет голову. - Если бы ему фотоаппарат!..

Не удержусь:

- И Рембрандта не стало бы.

Осклабится, поднимется, подойдет к аквариуму, постучит пальцем по стеклу. Рыбешки - разноцветные, длинные, тонкие, треугольные - кинутся к стенке, сгрудятся, выстроятся - ну словно капелла.

Повернется и скажет:

- Красота не имеет права жить.-И, отвечая на мой вопросительный взгляд, добавит: - Потому что жить может и уродство.

Я, сбитый с толку парадоксом, не сразу соображаю, что не обо мне речь.

"Ты живешь, и я живу", - думается мне, и жалко горбуна, но не мягкой, а раздражающей жалостью.

Курок пошарит в папке, достанет снимок - роза. И зависть, и очарование. Сразу вспоминаешь, где видел эту розу, ведь сейчас конец сентября и в естественном цветении их мало осталось. И это - осенняя роза. Я наблюдал, и знаю их: на восковых лепестках истонченные прожилки, запах точно нимб, стебелек с желтизной, края листиков горят дробной радужкой, кончики фиолетoвых шипиков, растворяющиеся в изморозном воздухе.

Эта роза росла, доживала в одной из аллей парка, в тени высоченного старого каштана.

Я видел это местр, на которое уже пали два-три временем сорванных оранжевых листа. Видел!

-Неужели непонятно, что в естестве нет тех законов красоты, которые мы якобы в нем открываем?

Посмотришь на него со смешанным чувством изумления и зависти. Усмехнется:

- Я две недели выслеживал ее и наконец... убил. Убил, чтобы дать ей новую, только красивому свойственную жизнь.

- Ну, положим...

Смешается:

- Да-да, конечно, но... Ты что-нибудь слышал о двумерцах?

- Что-нибудь...

- Меня всегда... смущала их какая-то скромная однобокость. Скользят, движутся боком, словно хотят быть незаметными, тушуются. Почему?..

Он cпрашивает это, как ни странно, очень серьезно. Смешно, и отвечать нет охоты.

Мы наливаем еще по стакану из прозрачного чайничка. Смотрю на изумрудную зелень в аквариуме, на взлетающие серпики пузырьков.

- ...И мне стало понятно, зачем Рембрандт так страстно искал волшебный луч. Мне стала ясна загадка "Данаи": она попала в божественное освещение... Что же это, как не Двухмерная законченность? Что это, как не абсолютно описанная форма?

Что обычно удерживает от насмешек и шуток над Курком? Может быть, его горбик? Слушаешь и невольно смотришь, как ерзает Курок, пристраивая спину в удобном кожаном кресле.

- Люди ничего не потеряли бы, если бы мир вдруг стал двухмерным. Только выиграли бы - ведь тогда никто не смог бы отвернуться от красоты!..

Сбежишь, утомленный, и думаешь со злостью: "Тебе, дружочек, любой ценой хочется отнять одноизмерение, чтобы наконец не упираться горбом в спинку кресла".

Мы собирались в клубе по субботам. Курок приходил регулярно и удивлял нас все новыми и все более необычными этюдами - то лист клена, то синица, то младенец. И несмотря на, то, что изображения поражали внезапной свежей красотой, казалось, что они живут иначе, чем простая смертная природа.

О Курке ходили разные слухи. Одни говорили, что он сам изобретает насадки для фотоаппарата и даже сам шлифует линзы. Другие как раз это оспаривали и говорили, что у него родственник в космической оптике и достает ему уни- кальные линзы, выплавленные в невесомости.

Зима уже круто облепила деревья, и Курок перешел на черно-белую пленку. Этюды его были великолепны, особенно запомнился один нечто очень знакомое, но совершенно неуловимое пробрезживает сквозь тонкую, живыми жилками мороза переритую пленку льда.

Однако поразило Другое: от изображения явственно пахнуло холодком. Чудилось: подыши на ледок - и появится прозрачная проталинка.

Сам же Курок был вял, как никогда, малоразговорчив. И ходил боком, выставив плечо.

Приезжала комиссия из столицы- был конкурс и отбор работ на всесоюзную выставку. Клубники трудились как одержимые, комиссия отбирала требовательно, по одному этюду с носа, потом отбирала еще раз...

Ни одной работы Курок пока не показал.

Его вообще не было в это время в клубе. Кое кто приносил вести, что он готовит нечто сногсшибательное.